Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

Ещё раз поверить этим словам пришлось прямо там, в Федотовке.

Хозяева встретили нас очень радушно. Не только взрослым, но и нам, мальчишкам от горшка два вершка, угощений поднесли немерено. И пельмени сварили, и курицу потушили. (Правда, куриные бёдрышки достались старшему и младшенькому, Азату и Алмазу, а я грыз шею.) Сыновья Андриян-дэдэя Никипар (Никифор) и Иван показали нам детский дом, бывшее подворье одного помещика, сводили к притаившейся в зарослях тальника плотине. Взобравшись на очень высокую гору, сплошь покрытую вишнёвыми деревьями, я остался без слов. Никогда не видел я столь бескрайних просторов, недосягаемых горизонтов, неописуемой красоты. На гору в Багряже я тоже поднимался, однако наше село с трёх сторон окружено лесом, поэтому дальних горизонтов с той горы не увидишь. А здесь… необычайно изумили меня многочисленные перекрёстки полевых дорог, стёжки-тропинки, соединяющие участки леса, тянущегося вдоль русла реки. Мне захотелось пойти в неведомую даль по этим тропинкам, похожим на цепочку заячьих следов на свежем снегу, открывать новые просторы…

Сейчас не вспомню, сколько дней прогостили мы, но хорошо помню, как в один из вечеров мы вместе со взрослыми ужинали, чаёвничали, с тарелкой дымящихся картофельных ватрушек вышла из малой половины тётя и вдруг грузно плюхнулась на стул. К сожалению, я не помню имени жены Андриян-дэдэя… Ну вот, значит, плюхнулась она на стул, тарелка из её рук упала на пол, масленые ватрушки покатились во все стороны. «Что случилось? Что произошло?» – засуетились-забегали вокруг тётушки взрослые. «По голове точно обухом ударили!» – немного придя в себя, объяснила она. Взрослые кинулись искать лекарства, я остался в недоумении. Какой обух? Кто ударил? Дома же, кроме нас, никого больше нет? Никипар и Иван тоже куда-то ушли. По-моему, охотятся в камышах на уток вместе с приехавшим в гости из Заинска родственником. К ужину они должны вернуться. Тётушка вся в слезах, дёргается, места себе не найдёт. Вскоре пришёл позванный Андриян-дэдэем фельдшер. Ни одного лекарства не выпила жена Андриян-дэдэя, лишь повторяла, словно в бреду: «Беда пришла в наш дом, большое горе свалилось на наши головы!»

В сумерках привезли бездыханное тело младшего сына Андриян-дэдэя Ивана… А произошло следующее. Приехавший из Заинска гость, заметив какое-то шевеление в камышах, наугад выстрелил в ту сторону. Дробь прямёхонько угодила в грудь Ивану, проникла в сердце. Иван только успел вскрикнуть и в ту же секунду испустил дух… Именно в тот момент и ударило его мать обухом по голове. Материнское чутьё не обманешь, равного ему нет!

Андриян-дэдэй сколачивает из свежих, жёлтых, источающих аромат смолы сосновых досок гроб для младшего сына… На кровати, убранной сосновыми веточками и цветами, покоится Иван. В изголовье сидит мать в чёрном платке. Во дворе, отчаянно размахивая сцепленными в мёртвый замок руками, ходит незадачливый охотник – земляк Андриян-дэдэя. Возле избы собрались сотни воспитанников детского дома. Обычно шумные, неугомонные мальчишки, сегодня притихли.

Я тоже среди них. Я сегодня своими глазами увидел, какая бывает беда, что такое родительское горе. Сегодня я не замечаю ни глади озера, ни высоких гор, ни нависающих над водой пруда деревьев, ни поместья, ни круглых, богато украшенных резьбой столбов крыльца. Пасмурный день или ясный – всё равно темно…

Не запомнил я, где и как похоронили Ивана. Не помню и то, какой дорогой возвращались мы домой. Да разве это важно теперь? Горькие слёзы того дня, восковое, осунувшееся лицо Ивана в ореоле хвои, шатания Жамай-дэдэя от дома к дому в поисках милостыни – вот самые печальные воспоминания того лета.

После гибели Ивана семья Андриян-дэдэя не стала задерживаться в Федотовке, вернулась в Багряж. А мы переехали в один из пустующих домов Средней улицы. Куда уехали его хозяева, не помню, но думаю, что не от хорошей жизни покинули они родные края. Хорошо помню разговоры отца и матери, перешёптывавшихся, оставшись наедине, о грядущей новой, беспокойной жизни, всё чаще вынуждающей людей покидать насиженные места и мыкать счастья на чужбине…

Займище, август – июль, 1991

Я искал свои следы[14]…

(Путевые заметки)

«Время течёт» говорим мы по привычке и представляем его как поток воды, это вошло в нашу кровь. По сути, мы заблуждаемся. Ни в окружающем нас мире, ни в наших думах-чаяниях мы не найдём понятия, подобного понятию «время». Время не имеет границ, у него нет начала и конца. Тем не менее… чтобы продолжить наш разговор, давайте, друзья, упростим по заведённой привычке великий смысл времени, и в мыслях, и в речи будем исходить, что «Время течёт». Чтобы мысль наша была понятнее, мы вслед за поэтами и влюблёнными будем считать, что Время втягивает нас в свой водоворот и несёт по волнам своего течения. Впрочем, откуда бы нам тогда знать, что время течёт, если бы оно не влекло нас за собой?! И опять, в действительности, это неверно. Время ведёт детей Адама до строго определённой черты. И однажды мгновенно останавливается, когда человеческая жизнь достигает своей середины! Одни наделены способностью почувствовать этот миг, другие – нет. Неодинаково, не поровну наделяет Природа живые существа этой чуткостью. Мне пришлось пережить это не совсем приятное, можно даже сказать, страшное состояние в сорок лет. В ночь на семнадцатое января я лёг спать одним, а проснулся совсем другим человеком. Казалось, за ночь обновились все клеточки моего тела. В тот странный период своей жизни, оттолкнувшись от своих необъяснимых предчувствий, я написал произведение, которое назвал «В середине». Конечно, тогда я ещё был не в состоянии до конца осмыслить всю суть происходящих изменений, процесс возрождения, рождения заново, и передать это не смог: за этой кажущейся зловещей чертой после сорока лет Время повернуло вспять, как бы исподволь повело за собой обратно. Это таинственное свойство Времени, кажется, я сумел осознать, осмыслить лишь в шестьдесят лет…

В молодости, в первой безмятежной половине своей жизни, мучаешься, не зная, как быстрее провести время. Время же идёт своим неизменным ходом, а ты его торопишь, не желая подчиняться невидимым жёстким законам. Молодость, как правило, не довольна своей жизнью, уверена, что там, вдалеке, за таинственным горизонтом Времени её ожидает счастье и благоденствие, какая-то неизведанная райская жизнь. Порой не знаешь, как дожить до вечера, а ночью не можешь дождаться рассвета. В каком-то томительном ожидании встречаешь весну и лето, вернее, выходишь встречать. Затем,