Давайте помолимся! - Аяз Мирсаидович Гилязов

торопя и подгоняя дни, как бы входишь в осенне-зимнюю пору. Кстати, в каждом слове, каждом понятии наших предков есть глубокий поэтичный смысл. Они действительно выходили из «весны-лета» и входили в «осень-зиму». Если они входили в это тяжёлое хлопотливое время, то весной и летом выходили, словно избавляясь от осенне-зимних хлопот. И разве первая половина нашей жизни не есть весна и лето, а вторая – осень и зима с длинными серыми днями?!

Так вот стоит перешагнуть эту таинственную невидимую, но заставляющую всех поверить в своё существование черту, как Время начинает торопиться и мчаться как ветер. Во второй половине своей жизни порой не замечаешь, как летят дни, как уходят недели и один месяц сменяет другой. Вы спросите, отчего так быстро проходит вторая половина нашей жизни? Отвечу однозначно: потому что мы подчиняемся реке Времени и начинаем вместе с ней течь вспять… Возвращаемся в свою прожитую жизнь, в своё однажды пережитое Время. Теперь тебе безразличны суета жизни, человеческие страсти. Ты уже не способен внести серьёзные изменения в эту жизнь, кровь в твоих жилах как бы замедляет ход, лень обволакивает даже клеточки мозга, глаза затуманиваются пеленой и только слух настороже. Легко забываются люди, с которыми ты познакомился во второй половине жизни, забываются прочитанные книги, недолги и впечатления от, казалось бы, неплохих кинокартин. Волей-неволей мы подчиняемся неумолимым всесильным законам Времени и начинаем жить не сегодняшним днём, а прошлым. Ах, как светлы воспоминания о мгновениях прошлого, врезавшиеся в душу, надёжно спрятанные в драгоценный сундук памяти… Помните народную песню?

По большаку несутся кони,

А нам на долю выпадает пыль.

Нам отведена ещё жизнь впереди,

Но мы тоскуем о прошедшем.

Татарская песня – это наше национальное богатство, наша философия. В наших песнях таятся неиссякаемый лиризм, глубокая народная мудрость. Да, по большакам проносились резвые рысаки! Проезжали лёгкие красивые кареты, в них восседали солидные люди в богатых одеждах… А на нашу долю выпадала лишь горькая горячая пыль Большака… Но тем не менее мы тоскливо вспоминаем сладостные мгновения, когда душа упивалась Свободой…

В течение долгих веков татарский народ не имел никакой возможности свободно выражать мысли, получать знания, развиваться и, несмотря на это, сумел все свои надежды и чаяния, всё самое святое и заветное воплотить в песенном творчестве. Песни, дошедшие к нам из глубины веков, – гордые, свободолюбивые посланцы самой истории. Но мы ещё не оказываем должного внимания изучению своих песен. К сожалению, истинную глубину их начинаешь постигать, лишь перешагнув через таинственную черту Времени. Не обученный грамоте Чингиз-хан1 свои повеления и приказы облачал в стихотворные песенные тексты. Гонцы, преодолевающие большие расстояния, не в силах были ни изменить форму этих приказов-песен, ни забыть…

Вынужден повториться: приходит время, и в памяти вновь оживают воспоминания о безмятежных годах детства и отрочества, сквозь поток будничных забот прорываются в душу потускневшие образы родителей, дедушек и бабушек, всё чаще приходят в сны события прошлых лет и тебя тянет поговорить об этом. Вот и возвращаешься в прошлое, подчиняясь воле Времени, течёшь вместе с ним обратно. Через сорок пять лет после войны многие начинают искать своих фронтовых друзей… Потомки занимаются поисками своих без вести пропавших отцов, дедов, родственников. Наступает в жизни такой период, когда и те, кто здесь не родились, и зимагоры, не приезжавшие даже на Сабантуй, увязшие в неведомых подземельях страны, вдруг, охваченные тоской, готовы пролить сто потов, чтобы вернуться на татарскую родину, хоть одним глазком взглянуть на родную деревеньку, испить воды из родника, посетить родное кладбище. Уходят из жизни с наказом: «Похороните меня на родине!» Всевышний, хозяин нашей души, даровал им веру и объяснил, куда ведёт дорога судьбы…

Я определил для себя сорок лет как середину жизни. Трудно сказать, что уготовано тебе в будущем судьбой, но в сорок-пятьдесят ещё трудно наладить диалог со Всевышним… Один мой друг, с кем я общался четверть века, коммунист, фанатично преданный этой жестокой идеологии, нарушившей в двадцатом веке ход истории, искалечившей души людские, вдруг, дожив до семидесяти, переменился, ему посчастливилось взглянуть на мир другими глазами. Он много ошибался в своей жизни, но в конце концов, хотя и поздно, душа его проснулась, обновилась. Он тоже почувствовал, что Время потекло вспять. Он мне поведал о том, как его душа, погружаясь в полудрёму, словно отрывается от тела и отправляется в дальний путь. Душа его устремляется к звёздам! А разве звёзды не есть его прошлое, лучезарная, безгрешная пора детства?!

Вспоминаются прошлые ошибки, невольно совершённые грехи. И всё-таки, хотим мы того или нет, но для людей нашего поколения становится ясно одно: судьба кидает людей из стороны в сторону! Мы все подчиняемся судьбе, всецело отдаёмся ей на откуп, хотя и любим покичиться и побахвалиться: «Я сделал это!», «Исполнил это!», «Сам заработал!», «Сам победил!» Мы слишком ничтожны перед величием Времени, дела, совершённые нами, лишь с ноготок…

Окрестности Караганды, лагеря Актаса, Волынки, Карабаса2 – вот тропинки, на которых расплескалась моя молодость. Словно клубок, память начинает разматывать дни, недели, месяцы этой недоброй поры…

Долго я собирался. Долго готовил я себя к путешествию в эти места, тянул с поездкой, находясь в плену лени и страха перед долгой дорогой, и вот наконец, раскидав по сторонам сорок прожитых лет, решился и отправился в путь – в Караганду. Плацкартный вагон в Казани пристегнули в хвост состава поезда «Москва – Караганда». Короткая суматоха, прощания; наконец трогаемся, вагон покатился по рельсам, сотрясаясь, словно во власти старческого тремора. Я еду в Караганду! По говору в вагоне можно определить, что большинство пассажиров – казахи и татары, проживающие в настоящее время в Карагандинской области. Но мне совсем не хочется ни с кем ни знакомиться, ни общаться, ни разговаривать, ни включаться в общие беседы и расспросы, как это обычно бывает в течение долгого пути, так как я оказался среди людей другой эпохи, представителей другого поколения, они и знать не ведают о той Караганде, куда я направляюсь, ведь они по своей доброй воле покинули землю своих предков, чтобы вырваться на жизненный простор. Беглецы, вернее, дети беглецов. Что бы они ни говорили в своё оправдание, какими бы историческими предпосылками, серьёзными причинами ни аргументировали свой отъезд, я всё равно не в силах понять этих татар, покинувших свою колыбель – Идель-йорт, Отчий дом на Волге. Никого не обвиняю, но недолюбливаю их. Вот якуты или чукчи, живущие в трудных условиях