Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

утверждениями Сталина. И не случайно, что после все стало на свои места. Молотов что-то мычал вроде бы в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было ясно: он не убежден в правильности мыслей Сталина. Я молчал.

Вскоре после этого в коридоре Кремля мы шли со Сталиным, и он с такой злой усмешкой сказал: „Ты здорово промолчал, не проявил интереса к книге. Ты, конечно, цепляешься за свой товарооборот, за торговлю“. Я ответил Сталину: „Ты сам учил нас, что нельзя торопиться и перепрыгивать из этапа в этап и что товарооборот и торговля долго еще будут средством обмена в социалистическом обществе. Я действительно сомневаюсь, что теперь настало время перехода к продуктообмену“. Он сказал: „Ах так! Ты отстал! Именно сейчас настало время!“ В голосе его звучала злая нотка. Он знал, что в этих вопросах я разбираюсь больше, чем кто-либо другой, и ему было неприятно, что я его не поддержал. Как-то после этого разговора со Сталиным я спросил у Молотова: „Считаешь ли ты, что настало время перехода от торговли к продуктообмену?“ Он мне ответил, что это – сложный и спорный вопрос, то есть высказал свое несогласие»[1179].

У Молотова работа Сталина слишком «правая», у Микояна – левацкая. Текст работы подтверждает правоту Молотова, а не Микояна. Сталин в своей брошюре не ставит задачу немедленного перехода к продуктообмену и даже заступается за товарное производство: «Говорят, что товарное производство все же при всех условиях должно привести и обязательно приведет к капитализму. Это не верно. Не всегда и не при всяких условиях!.. Говорят, что после того, как установилось в нашей стране господство общественной собственности на средства производства, а система наемного труда и эксплуатации ликвидирована, существование товарного производства потеряло смысл, что следовало бы ввиду этого устранить товарное производство.

Это также неверно»[1180]. То есть Сталин прямо пишет о неверности мысли, которую ему приписал в своих мемуарах Микоян, чтобы придать их размолвке принципиальный теоретический характер. Сталин связывает необходимость сохранения товарообмена с существованием колхозов (хотя в это время их самостоятельность была чисто формальной) и выступает против их ликвидации, о замене товарообмена продуктообменом он говорит как о неопределенной перспективе будущего. Так что у Сталина не было оснований спорить с Микояном как защитником сохранения товарообмена. Впрочем, и оппонирование со стороны Молотова ограничилось намеками. Однако, судя по последующим событиям, Сталин эти намеки на свой «правый уклон» заметил и в дальнейшем действовал так, чтобы объединить Молотова и Микояна в общую группу именно правых уклонистов, делая и Молотова именно «правым».

И. В. Сталин на XIX съезде КПСС. Октябрь 1952. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1661. Л. 2]

Триумфом политики Сталина должен был стать XIX съезд партии, который проходил 5–14 октября 1952 года. Прошлый съезд собирался еще в 1939 году, с тех пор прошла эпоха испытаний и побед. На съезде был изменен устав партии. Она стала называться Коммунистической партией Советского Союза (КПСС), что звучало более стандартно в ряду других национальных компартий, которые не были теперь секциями Коминтерна. В то же время новое название не будило лишний раз воспоминаний о большевизме, революционное поколение которого было похоронено террором. Вместо Политбюро был учрежден более широкий Президиум ЦК (это название просуществовало до 1966 года, когда было восстановлено Политбюро), проведены и другие реорганизации. Впрочем, широкий Президиум ЦК сразу же перестроился под привычную иерархическую структуру, так как в нем было образовано неуставное Бюро Президиума из 9 человек.

На съезде Сталин ограничился кратким выступлением, чтение основного доклада было доверено Маленкову. Молотов по поручению Сталина открыл съезд. Он хотел выступить развернуто, солидно. Но это могло выглядеть как претензия на лидерство, так что коллеги замахали руками: «Не выступай! Сталин будет недоволен, не надо, не выступай»[1181]. В начале съезда Молотов предложил почтить минутой молчания память товарищей, погибших во время войны, а также скончавшихся видных руководителей Щербакова, Калинина, Жданова. Молотов все же вкратце изложил важнейшие внутренние и внешнеполитические проблемы, предвосхищая отчетный доклад. Хоть на душе и было неспокойно, выступал он как всегда оптимистично. Коммунисты идут от победы к победе, а после войны за ними пошли страны с населением в 600 миллионов человек[1182]. Затем ораторы прославляли сталинскую внешнюю и внутреннюю политику, теоретические достижения Сталина, включая «Экономические проблемы».

Членский билет № 77 В. М. Молотова, избранного в ЦК ВКП(б) на XIX съезде КПСС. 1952. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1507. Л. 19–20]

По окончании съезда привычно собрался пленум ЦК, на котором нужно было почти рутинно дорешать организационные вопросы, избрав состав нового органа – Президиума ЦК. Никто не ждал, что Сталин взорвет здесь политическую бомбу.

«Главное в его речи сводилось к тому (если не текстуально, то по ходу мысли), что он стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать… Все, что он говорил об этом, он привязал конкретно к двум членам Политбюро, сидевшим здесь же, в этом зале, за его спиною, в двух метрах от него, к людям, о которых я, например, меньше всего ожидал услышать то, что говорил о них Сталин»[1183], – вспоминал К. Симонов.

Микоян начинает рассказ об этом пленуме с мотивов Сталина, которыми он руководствовался, создавая широкий Президиум ЦК: «При таком широком составе Президиума, в случае необходимости, исчезновение неугодных Сталину членов Президиума было бы не так заметно. Если, скажем, из 25 человек от съезда до съезда исчезнут пять-шесть человек, то это будет выглядеть как незначительное изменение. Если же эти 5–6 человек исчезли бы из числа девяти членов Политбюро, то это было бы более заметно. Думаю так потому, что приблизительно за год до съезда однажды за ужином, поздно ночью, после какого-то моего острого спора со Сталиным, он, нападая на меня (обычно в такие моменты он стоял), будучи в возбужденном состоянии, что не часто с ним бывало, глядя на меня, но имея в виду многих, резко бросил: „Вы состарились, я вас всех заменю!“…

Перед открытием Пленума мы обычно собирались около Свердловского зала, сидели в комнате Президиума в ожидании прихода Сталина. Обычно он приходил за 10–15 минут до начала, чтобы посоветоваться по вопросам, которые будут обсуждаться на Пленуме. На этот