Леонид Андреев: Герцог Лоренцо - Павел Валерьевич Басинский

литературных образцов в средних учебных заведениях”, а также книги для учителей “Учебно-педагогические заметки” и “К литературе о Пушкине”. Его статьи выходили в специальных изданиях, в том числе – в “Журнале министерства народного просвещения”.

Как общественный деятель он исповедовал монархические взгляды и состоял членом орловского “Союза законности и порядка”, который был создан при поддержке властей и Церкви. Это аукнется ему после революции.

В 1909 году приобрел дачу в Крыму, в Алуште, где собирался завершить главный труд своей жизни – создание Словаря языка М.В.Ломоносова. За предварительную работу, а это было 7 000 готовых карточек и 2 500 незаконченных (одна карточка равнялась примерно одной словарной статье), он получил премию Академии наук в размере 1 000 рублей.

Но случилась Первая мировая война, а потом Октябрьская революция. Его дом в Орле с большой библиотекой и капитал в банке были конфискованы. Во время Гражданской войны в Крыму его едва не расстреляли. Потом он страшно бедствовал и голодал. Иван Шмелев, которому он помог найти дачу в Крыму, описал его жизнь в романе “Солнце мертвых”. Жительница Алушты говорит герою – автору романа:

Встретила вчера на базаре Ивана Михайлыча… бредет в своей соломенной широкополке, с корзиночкой, грязный, глаза гноятся… трясется весь. Гляжу – лари обходит и молча кланяется. Один положил раздавленный помидор, другой – горсточку соленой камсы. Увидал меня и говорит: “Вот, голубушка… Христовым именем побираюсь! Не стыдно мне это, старику, а хорошо… Господь сподобил принять подвиг: в людях Христа бужу!..” Еще силу находит, философствует… А когда-то Академия наук премию ему дала и золотую медаль за книгу о Ломоносове!

В январе 1922 года Иван Шмелев обратился к писателю Константину Треневу, который служил работником Крымского отдела народного образования: “Решительно заклинаю Вас! Спасите умирающего с голоду старика Ивана Михайловича Белоруссова… Позор!

Старика выгнали из Наробраза! Издевались! Старик побирается по базару. Собирает с пола булочные крошки с грязью и варит. Я не могу ему ничего дать. Завтра отнесу последнее. И заметьте, старик, ему 72 года, – он бывший учитель Л.Андреева, директор Орловской гимназии, когда-то богатый человек, не имеет ни клочка белья, не имеет платья!”

Но помощь была уже не нужна. Той же зимой Белоруссов скончался в Алуште.

Умер старик вчера – избили его кухарки! Черпаками по голове били в советской кухне. Надоел им старик своей миской, нытьём, дрожаньем: смертью от него пахло. Теперь лежит покойно – до будущего века. Аминь. Лежит профессор, строгий лицом, в белой бородке, с орлиным носом, в чесучовом форменном сюртуке, сбереженном для гроба, с погонами генеральскими, с серебряной звездочкой пушистой – на голубом просвете.

“Солнце мертвых”

Своего бывшего ученика Леонида Андреева, скончавшегося в финской эмиграции в сентябре 1919-го, старый учитель все-таки пережил на два с половиной года…

Глава третья

Он, она и водка[15]

Почему Петербург?

Осенью 1891 года Леонид Андреев поступает на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета. Почему? Казалось бы, орловцу было разумнее выбрать Московский университет. Это и ближе к родным, и жизнь в Москве дешевле. Наконец, в Москве существовало крепкое орловское землячество, всегда готовое оказать помощь студенту из родных мест.

Да и сам Андреев, судя по дневнику и письмам лета 1891 года, склонялся в сторону Москвы. Петербург пугал его своей холодной, чиновничьей атмосферой, которая ему, “пушкарю, проломленной голове”, была не по душе и не по темпераменту.

В беседе с Василием Брусяниным, состоявшейся еще при жизни писателя, его матушка отвечала на этот вопрос уклончиво. Она либо лукавила, либо основательно забыла о том, что тогда произошло на самом деле.

– Кончил Леонид гимназию, и задумалась я о дальнейшем… В университет хотела отдать во что бы то ни стало, а денег не было, да кроме того подрастали и учились еще три брата Леонида да две сестры. Заложила и дом, и землю и отправила его в Петербург…

– Почему же так?

– Трудно объяснить! Жил и только мечтал о Петербурге. Влекло его в шумную столицу, а тут орловцы, студенты и курсистки подогревали решимость. Поехал в Петербург и на первых порах поголодал изрядно. Знакомых в Петербурге – никого, а наши орловцы в большинстве тоже были все люди необеспеченные. Поступил он на юридический, поголодал и решил перекочевать в Москву.

Но какие такие орловцы, студенты и курсистки во множественном числе, подогревали его решимость отправиться в Петербург? Студентов мы не знаем, а вот курсистка была. Но только одна. Ее имя – Зинаида Сибилева.

Первая любовь

О ее жизни мало известно. Между тем в ранней судьбе Андреева она сыграла огромную роль. Она была одной из четырех женщин[16], без которых нельзя представить его жизнь. Зато из дневника Андреева мы точно знаем дату начала их романа – 14 августа 1889 года.

Это был тяжелый для семьи год. Напомним, в мае умирает Николай Иванович Андреев. Леонид не выдерживает переходные экзамены в седьмой класс и остается учиться на второй год. Отныне он – старший мужчина в доме и вынужден искать заработок, продолжая учебу в гимназии.

И в это самое время он серьезно влюбляется.

Год рождения Зинаиды точно неизвестен, но скорее всего она была полной ровесницей Леонида, если закончила гимназию на год раньше него, остававшегося на второй год.

Она воспитывалась в обеспеченной семье. Ее отец, Николай Евграфович Сибилев, был известным в Орле присяжным поверенным. У Зинаиды были три сестры и брат. Больше о ее происхождении ничего не известно.

В истории отношений Леонида и Зиночки (Зинурочки, как он называет ее в письмах) было много странного и до сих пор не проясненного.

Судя по воспоминаниям Зои Пацковской, Леонид считался в гимназии “донжуаном”. Однако не он, а она была опытнее его на любовном фронте. Уже в первом известном письме к ней Андреева упоминается некий И.И., с которым у Сибилевой уже был роман. Письмо написано через три дня после ее отъезда “на урок”. (Вероятно, поехала репетиторствовать в какое-то имение.) Начиная с этого послания и во всех следующих, написанных во время разлук с ней, он не скрывает ревности, связанной с ее бывшими и еще возможными любовными связями.

Вот запись в его раннем дневнике:

Зинаида сказала мне такую вещь, касающуюся своей прошлой жизни, что я просто не могу ей верить, не могу представить ее себе – а когда верю,