История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

Диодора и Плутарха, Дионисий, безусловно, следовал Тимею. Весьма характерен описываемый Дионисием эпизод с кражей священных сокровищ из храма Прозерпины в Локрах (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 9–10), где в полной мере проявляется присущая Тимею теория божественного провидения (ή δικαία πρόνοια), которая, по его мнению, играет ведущую роль в людских делах.

Наконец, в первом из трех фрагментов, относящихся к битве при Беневенте (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, И, 2), Дионисий прекрасно дополняет Плутарха, и в этом случае им обоим можно приписать один общий источник — труд «мастера батальных сцен» Гиеронима из Кардии[159].

Впрочем, несмотря на очевидное использование Дионисием надежных греческих источников, при чтении «Римских древностей» нас не покидает мысль о том, что его повествование носит явно проримский характер. Об этом ярко свидетельствуют пассажи о посольстве доблестного Фабриция (Dion. Hal. Ant. Rom., XIX, 13), подробное описание расположения римских войск при Аускуле (Dion. Hal. Ant. Rom., XX, 1), рассказы об Оплаке, переодевании Мегакла и т. д. На сегодняшний день, когда работы римских анналистов, писавших о Пирровой войне, исчезли навсегда, а соответствующие книги труда Тита Ливия постигла та же участь, сочинение Дионисия, невзирая на его греческое происхождение, представляется первым среди «римских» источников по истории Пирра, которые до нас дошли.

Согласно собственному признанию Дионисия (Dion. Hal. Ant. Rom., I, 6; 7), его произведение родилось из чтения трудов таких представителей анналистики, как Фабий Пиктор, Катон, Валерий Антиат, Лициний Макр. Р. Шуберт добавлял к ним Клавдия Квадригария[160]. По мнению А. Розенберга, Дионисий использовал также сочинения анналистов времен Суллы и Цицерона[161], однако проверить данное утверждение в связи с историей Пирра в «Римских древностях» нельзя. Действительно, при чтении труда Дионисия Галикарнасского создается впечатление, что им были использованы труды римских авторов разных эпох, но вскрыть и разделить эти информационные пласты не представляется возможным.

Рассказ о творчестве Дионисия не будет полным, если мы не укажем еще на одну черту, свойственную этому автору. В своих «Римских древностях» Дионисий приводит два послания, которыми якобы обменялись царь Пирр и консул Публий Валерий Левин весной 280 г. до н. э. Прибыв в Италию, Пирр посоветовал римлянам, не доводя дело до войны, начать мирные переговоры, предложив себя арбитром в споре межу Римом и Тарентом. Консул же ответил, что римляне хотят наказать врагов не словами, а смертью, и предостерег Пирра становиться на сторону противников Рима (Dion. Hal. Ant. Rom., XIX, 9–10).

То, что данная корреспонденция является плодом риторических упражнений самого Дионисия, не вызывает сомнений: его любовь к риторике хорошо известна. Потому эти письма очень редко упоминались в исследованиях по истории Пирровой войны. Никто из современных историков не отстаивает аутентичность соответствующей корреспонденции. Тем не менее перед нами встает интересная проблема: плод ли это собственной фабрикации автора или же эти письма были позаимствованы им из более раннего источника. Здесь бы мы хотели опереться на подробное и тщательное исследование, которое посвятил данному вопросу Э. Бикерман.

За основу им были взяты формулировки, встречающиеся в посланиях Пирра и Левина. Так, Пирр обращается к консулу: βασιλεύς ’ Ηπειρωτών Πύρρος, βασιλεώς Αίακίδου, Ποπλίω Ουαλερίω τω ’Ρωμαίων ύπάτω χαίρειν. Ответ Левина гласит: Πόπλιος Ούαλέριος Λαβίνιος, στρατηγός ύπατος ’Ρωμαίων βασιλεώ Πύρρω χαίρειν (Dion. Hai. Ant. Rom., XIX, 9–10).

При сравнении обоих писем выясняется ряд принципиальных отличий. Во-первых, в то время как Пирр называет консула ύπατος, в ответном письме римлянина используется обозначение στρατηγός ύπατος. Во-вторых, Пирр обращается к консулу «Публий Валерий», в ответе же фигурирует «Публий Валерий Левин». И, в-третьих, Пирр упоминает имя своего отца Эакида, а Левин упускает эту часть царской титулатуры.

Римская бюрократия придавала большое значение точности и полноте титула. Так, в 168 г. до н. э., когда Персей после поражения при Пидне осмелился именовать себя «царем» в послании к Эмилию Павлу, победитель отказался принять послание и последний Антигонид был вынужден написать новое письмо, как частное лицо.

Другой пример. Посылая письма Тиграну в Армению, Лукулл умышленно отказывал ему в титуле «царь царей». В ответ на это раздраженный Тигран опустил в ответном послании к римскому полководцу титул «император»[162].

По-гречески официальное наименование должности консула должно обозначаться словами στρατηγός ύπατος.

Если ранее соответствующей краткой формой официального титула был термин ύπατος, то впоследствии в официальных документах (почетных декретах или подписях под письмами) требовалась полное название. Когда Пирр обращается к консулу ύπατος, он показывает отсутствие должного уважения, и ошибка царя исправляется Левином в его ответном послании.

Но эта «игра слов», согласно Э. Бикерману, дает возможность установить примерную дату составления писем, приписываемых Пирру и Левину. Со временем краткая форма обозначения должности консула на греческом языке была вытеснена полным названием. Так, консул Маний Аквилий на найденных в Малой Азии милевых столбах, относящихся к 129–127 гг. до н. э., именуется ύπατος, однако после 120 г. до н. э. ситуация меняется[163].

Римляне, имея систему трех имен, придавали большое значение использованию каждого из них. К тому же cognomen был признаком принадлежности к нобилитету, к которому относился и Левин, и к концу II в. до н. э. использование его стало всеобщим. В документах на греческом языке cognomen появился примерно в 190 г. до н. э., хотя сами римляне начали использовать его на греческом языке не ранее 70-х гг. II в. до н. э.

Как сам Дионисий, так и греки вообще, игнорируя сложности римской номенклатуры, обозначали ее по собственному усмотрению. Не случайно, что термин στρατηγός ύπατος он нигде более не упоминает. Во времена же Августа значение этого термина было вообще забыто. Таким образом, по мнению Э. Бикермана, переписка между Пиром и Левином не была составлена Дионисием, а была заимствована им из источника, написанного между 170–120 гг. до н. э.[164]

Третья деталь, имеющаяся в послании Пирра, позволяет примерно установить и сам источник. Пирр именует себя «сыном царя Эакида». Но наличие родового имени, отмечает Э. Бикерман, невозможно в греческом царском письме эпохи Пирра. Ни сам Дионисий, ни следовавший ему какой-то другой греческий автор никогда бы не совершили такой ошибки. Вместе с тем согласно римскому эпистолярному стилю родовое имя использовалось в официальной корреспонденции даже на греческом языке. Таким образом, составитель переписки обнаруживает свое происхождение: это был римский автор. Ему, видевшему образ Пирра через эпическую поэму Энния, казалось, что имя царя не будет полным без упоминания имени его отца: «Да, ты, сын Эакида, римлян мог победить» (Аго te Aeacida Romanos vincere posse) (Enn. Annal., VI, 177).

Как уже говорилось выше, Дионисий цитировал труды многих анналистов. Однако из них