Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

• при формировании у детей серьезного отношения к жизни и смерти появилась возможность опереться на глубокие религиозные традиции.

Но, как показала жизнь, всего этого оказалось недостаточно. Почему? И здесь мы подходим к деликатному вопросу, требующему спокойного вдумчивого обсуждения.

Достаточно ли в современных условиях при формировании у детей культуры восприятия жизни и смерти опираться только на религиозные традиции?

Новые открывшиеся возможности породили своего рода педагогический соблазн: разделение полномочий согласно распределению ролей в процессе воспитания детей и подростков. Внешне все выглядит вполне логично. Дело учителя – формирование у детей научной картины мира, вооружение их позитивными знаниями и необходимыми для жизни навыками и умениями. Разумеется, задачи воспитания не отвергаются, но рассматриваются в первую очередь в контексте социализации детей, их адаптации к жизни, что, конечно же, включает навыки нравственного поведения и соблюдение общепринятых норм морали, но не более того.

Прочие отвлеченные, метафизические вопросы учителю не по зубам, и от греха подальше их обсуждение следует перепоручить сведущим людям – священникам. Тем более что они активно рвутся в школы и предлагают свои услуги в области воспитания.

Попытка ответить на вечные вопросы – действительно сложнейшая задача. Как совместить в сознании необходимость уйти из жизни и благодарность тем высшим силам, которые ее тебе дали? А как светскому учителю отнестись к религиозной вере в продление жизни за земной чертой? Подлинно верующий человек уверен: у Бога смерти нет.

На кладбище пойдем… Отрадные мгновенья —

Безмолвно постоять под внятной тишиной.

По чарке разольем, а то – не по одной.

Жду этот скорбный день,

как светлый день рожденья.

Четырнадцатый год, как мамы нет со мной.

Опять заводят муть российские мутилы

Про скопище врагов, про наш особый путь…

Про ядерный заряд неисчислимой силы…

В конце того пути останутся ль могилы?

Придет ли кто сюда усопших помянуть?

Содвинем чарки, брат! Есть узы вековые!

Тогда нарушим чуть сакральный этикет

И чокнемся звончей! У Бога все живые…

Не правда ли, Танюш, у Бога смерти нет…

Александр Зорин[24]

Но это пишет зрелый поэт и глубоко верующий человек. Согласимся, что обычный учитель, не имеющий подобного духовного опыта, не может передать детям то, чем не владеет сам. Дети мгновенно ощутят фальшь. Тогда, может быть, правы те, кто считает, что учителю нечего делать в этих заоблачных эмпиреях? А вот и нет. И тому есть особые причины.

Нет, не случайно поэт имеет смелость нарушить сакральный этикет, ибо для него Дух важнее буквы. Он не разделяет ностальгические иллюзии о неосуществимом и антиисторическом возврате к прошлому. Время переломилось, и реалии новой эпохи предъявили свои претензии в равной степени священникам и педагогам.

«Духовный маразм» с равным успехом может принимать светское и религиозное обличье. В виде «светской религии», обещающей близкое всеобщее благо на Земле, или допотопных суеверий, которые искренне разделяют люди, формально соблюдающие сакральный этикет.

Так уже бывало не раз в нашей недавней истории, когда в годину испытаний или кардинальной смены вех в общественном развитии религиозное чувство тесно переплеталось с патриотическим воодушевлением и вновь вспыхнувшим сочувствием коммунистической партии. В письме солдата с фронта домой ярко проступает сочетание религиозного пробуждения и советского патриотизма: «Мама, я вступаю в партию… Мама, помолись за меня Богу»[25].

Так в атмосфере немыслимой мировоззренческой эклектики вырастали целые поколения. О чем и размышляет поэт Александр Зорин перед хрестоматийной картиной художника К. Маковского «Дети, бегущие от грозы» (1872 г.).

Анютка – с рожденья в заботах —

Босая по лугу бежит.

Вцепившись в нее, на закорках

Егорка от страха дрожит.

Кикимора прячется в яме.

Рогатый прикинулся пнем.

Порыкивает за холмами,

Грозится и скалится гром.

Лихая беда неминуча.

Оттуда, нацелясь в обход,

Как будто медведиха, туча

На задние лапы встает.

Вот-вот подомнет… Через реку

По хлипким мосточкам спешит…

И дальше – по склону, по снегу,

Навстречу двадцатому веку

Босая Россия бежит.

А больше и некуда вроде…

Грядущее брезжит вчерне.

При гибельной непогоде

Светло только в той стороне.

Упасть бы хотя под корягу

Какую… И тучу заклясть!

Навстречу Совдепу, ГУЛАГу

Бежит ко всеобщему благу,

Коммунии – в самую пасть.

Как долго в блокаде природной

Еще ей дрожать и дрожать…

От общей беды безысходной,

Помимо той кривды вольготной

Ей некуда было бежать. [26]

Увы, по горьким наблюдениям поэта, она продолжает бежать в этом же направлении и по сию пору.

Страна забвения

Беспамятство не умаляет роста.

Тучнеют травы, стелется ковыль.

Питают почву пепел Холокоста,

Кровь мучеников и, со знаком ГОСТа,

Продукт ГУЛАГа, лагерная пыль.

Там, где землей едва прикрыты кости,

Образовалось скопище древес.

На неоглядном, на родном погосте

Гундит и пляшет Берендеев лес.

Идет лавиной девственная флора,

И фауна туда ж, в одном строю.

И нет меж ними вечного раздора.

Все веселы и сыты, как в раю.

Не счесть побед в отечественных дебрях.

Кликуши, присягая сатане

Усатому, красуются на вепрях.

А он, усатый, снова на коне.

Где лиственное облако клубится

Во мгле и ветви хлещут по глазам,

Там под корнями пепел шевелится,

И дышит кровь, взывая к небесам.[27]

Образно говоря, педагогика – история, опрокинутая в будущее, но ее возрастание не может зиждиться на беспамятстве. Использование религиозного фактора в пропаганде патриотизма – этот мощный тактический ход уже был сделан Сталиным в разгар Великой Отечественной войны (восстановление патриаршества) и принес свои ощутимые дивиденды, поскольку обращение к прошлому, к истории России находило отклик у русских людей, которым свойственна сильная привязанность к своим корням.

Но он же породил неистребимое противоречие, на которое указал выдающийся ученый и глубоко верующий человек С. С. Аверинцев: «Из „Отечественной“ войны на некоторое время родилась иллюзия невозможного единения между палачами и жертвами,