Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

1-й недели Великого поста, когда, по уставу Православной Церкви, не допускается никакого празднества церковного. Я служил в кафедральном соборе литургию и благодарственный молебен, но обряд Православия, совершаемый обыкновенно в этот день, был уже отложен.

На следующий день я готовился служить в Успенском Желтикове монастыре по случаю празднования дня памяти (2-го числа) святителя Арсения, епископа Тверского. Вечером выслушал в своей крестовой церкви вечерню и утреню и затем, прочитавши в келье вечернее правило, лег в 11-ть часов в постель. Едва я заснул, как будит меня келейник и говорит, что приехал с какою-то телеграммой полицеймейстер. Наскоро одевшись, выхожу в гостиную. Полицеймейстер, бледный как полотно, молча подает мне телеграмму. Читаю: «Сегодня, первого марта, в час сорок пять минуть, при возвращении государя императора с развода, совершено было покушение на священную жизнь его величества посредством брошенных двух разрывных снарядов. Первый из них повредил экипаж его величества, разрыв второго нанес тяжелые раны государю. По возвращении в Зимний дворец его величество изволил приобщиться Святых Таин и затем в Бозе почил. Один из злодеев схвачен. Министр внутренних дел генерал-адъютант граф Лорис-Меликов».

Ужасом поразили меня эти неожиданные слова…

Взволнованный этою горькою вестью, я едва в состоянии был отвечать на вопросы, предлагаемые мне полицеймейстером от имени начальника губернии относительно совершения панихиды по убиенном царе и приведения к присяге на верность новому императору.

Условлено было совершить 2-го числа панихиду в кафедральном соборе пред литургией, а после литургии отправить молебен на восшествие на престол государя императора Александра Александровича и затем привести чиновников и всех, находившихся в соборе, к установленной присяге.

К одиннадцати часам прибыл я в собор, переполненный народом, так что многие чиновники, приехавшие вместе со мною, не могли проникнуть в храм и остались под открытым небом, между толпами народа, не вместившегося в соборе. После облачения и пред начатием панихиды я обратился с облачального амвона к предстоявшему народу с следующими словами:

«Православные сынове Poccии! Вчера в сем святом храме мы празднственно торжествовали и усердно возносили к престолу Царя царей благодарственные мольбы о рождении и благоденственном житии возлюбленного сына и наследника царева.

Ныне в этом же храме собрала нас ужасная и поразительная весть о пресечении драгоценной жизни возлюбленнейшего царя нашего и отца Отечества…

Внемлите сей роковой вести…»

По окончании панихиды совершена была мною соборно литургия Преждеосвященных Даров с заупокойной ектеньей о новопреставившемся рабе Божием благочестивейшем государе императоре Александре Николаевиче.

Страшное событие 1-го марта поразило ужасом и невыразимою скорбью сердца всех верных сынов России. Все журналы и газеты переполнены были излиянием этой глубокой душевной скорби.

12 числа [апреля]. День святой Пасхи. Утреню, литургию и вечерню совершал в этот светлый и всерадостный день, по обычаю, в кафедральном соборе. Но во время утрени этого великого дня дух мой был огорчен и расстроен разными беспорядками священнослужащих и нестройным пением певчих…

После литургии утро было занято, по обыкновению, приемом поздравлений. Среди личных приветствий с светлым праздником немало получено было поздравлений письменных.

17-го числа, в пятницу Светлой недели, служил я в кафедральном соборе. В конце литургии читал громогласно с амвона воззвание Святейшего Правительствующего Синода к пастырям и пасомым Российской Церкви по поводу современных прискорбных событий в России[624].

17-го числа писал мне протоиерей Зернов:

«Хотя и поздно, но от искренно преданной Вашему высокопреосвященству души приношу Вам поздравление со светлым праздником Воскресения Христова. О, если бы от светлости его расточились враги Божии, которых развелось в нашей, видно, оставленной Богом стране такое множество и которых сила на злодейство приводит в ужас всех добрых и честных людей! Если эти бездельники показывают такую страшную силу адского напряжения, ужели у людей честных и верных не найдется силы противодействия злу? Ужели всего будем ждать от правительства, а сами помогать ему станем только словами, изъявлениями сожаления, ужаса, омерзения и подпискою на памятник? А по всей видимости бо́льшего нельзя ожидать; разве всесильная благодать Господня коснется душ ваших и возбудит нас от нравственной дремоты, по гласу Святейшего Синода!

Между тем у врагов наших какая дерзость бесстрашная! Вот уже после казни злодеев они без страха издеваются над нами, над правительством, над общественною безопасностию и над мерами к ее охранению, принимаемыми правительством: появились в Москве и разбрасывают возмутительные прокламации. Наши университеты тоже никому покоя не дают. Что же это за люди выйдут оттуда! Что за общество будет, в состав которого войдут эти хваты?

Университет!.. При этом имени у скольких отцов и матерей в смятении бьется сердце и дух занимается! У меня два сына учатся там. До сих пор хранит меня Господь – словно непричастны к беспорядкам. Утвердит ли Господь Свою охрану до конца над ними, не ведаю. Делаем, что можем: молимся, предостерегаем и упрашиваем вместе с материю поберечь себя и нас! Молюся о здравии и спасении Вашем. Даруй Вам, Господи, многия лета святительствовать ко благу Церкви и Отечества! Усердно прошу Вашей святительской молитвы о мне, грешном, и благословения архипастырского семейству моему».

6-го числа [июня] дошли до меня верные сведения о болезненном состоянии высокопреосвященного Филофея, митрополита Киевского. К великому прискорбию всех его чтущих, он впал в расстройство умственных сил. Причиною этого печального и ни для кого неожиданного состояния досточтимого иерарха одни полагают нравственное потрясете вследствие ужасного события 1-го марта; другие – крайнее истощение организма от недостаточного питания и чрезмерно усиленного занятия епархиальными делами и экстренными поручениями от Святейшего Синода; иные приписывают душевное расстройство владыки влиянию подметных писем от социалистов, в коих угрожали взрывом Киево-Печерской Лавры; наконец, на это расстройство имело, говорят, влияние известное уголовное дело о вдове надворного советника Булах – одной из учредительниц Ржевского училища девиц духовного ведомства. Но очень вероятно, что все эти причины в своей совокупности произвели печальную катастрофу в состоянии здоровья Киевского святителя.

20-го числа был у меня из Москвы Ф.М. Матвеев и сказывал, что митрополит Макарий, явившись в Москву с подстриженными волосами на голове и бороде, произвел большой соблазн между раскольниками, а своею проповедью 17-го мая в защиту евреев оскорбил национальное чувство московских граждан. В тот же день, после литургии в Успенском соборе, пред заседанием в собрании Миссионерского общества вдвоем с генерал-губернатором[625] пил в своих Чудовских покоях чай и завтракал, а викарии его оставались – один в Соборной палате, а другой в Мироварной палате. Это также возбудило в обществе неблагоприятные толки.

1882 год

25-го числа исполнилось сорок лет со