Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

Ко времени Веспасиана влияние и количество риторических школ возросло настолько, что лукавый император счел необходимым принять решительные меры. Он постановил перенести самые влиятельные школы в столицу и взял их под государственный контроль, приказав выплачивать их руководителям государственное жалованье, — самой высокой была ставка в 100 000 сестерциев (10 000 долларов) в год. Мы не знаем, как много преподавателей или городов получали от Веспасиана эти субсидии. Мы слышим о частных фондах для поощрения высшей школы — таких, как основанный Плинием Младшим в Комо{952}. Траян оплатил обучение 5000 юношей, у которых было значительно меньше денег, чем способностей. В царствование Адриана правительственное финансирование средней школы было распространено на многие муниципалитеты по всей Империи, а для отставных преподавателей существовал особый пенсионный фонд. Адриан и Антонин освободили от налогов ведущих преподавателей каждого крупного города, а также позволили им самоустраниться от несения наиболее обременительных гражданских обязанностей. Образование достигло расцвета тогда, когда повсюду росло суеверие, нравственность приходила в упадок, а литература увядала.

III. МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ

Нравственность девушки находилась под неусыпным надзором, в то время как юноши пользовались значительно большей свободой. Римлянин, как и грек, снисходительно смотрел на тех, кто прибегал к услугам проституток. Эта профессия была легализирована и введена в жесткие правовые рамки; публичные дома (lupanaria) должны были, согласно закону, размещаться за пределами города и функционировать только в ночное время. Проститутки (meretrices) обязаны были зарегистрироваться у эдилов и носить вместо столы тогу. Некоторые женщины добровольно записывались в проститутки, чтобы избежать судебного преследования за прелюбодеяния. Расценки были таковы, что половая неразборчивость была по карману каждому; мы слышим даже о «женщинах-в-четверть-асса». Однако постепенно росло число образованных куртизанок, которые стремились очаровать своих покровителей поэзией, пением, музыкой, танцами и изысканной беседой. Для того чтобы встретить женщину, не нуждающуюся в долгах уговорах, было вовсе не обязательно выходить за стены города; Овидий уверяет, что их можно найти под сенью портиков, в цирке, в театре — «их много, словно звезд на небе»{953}; Ювенал встречал их даже вокруг храмов, особенно храма Изиды — богини, благосклонной к любви{954}. Христианские авторы заявляли, что проституция процветала в целлах и у алтарей римских храмов{955}.

Мужчины-проститутки тоже были легко доступны. Запрещенный законом, но не слишком осуждаемый общественным мнением, гомосексуализм практиковался с чисто восточной непринужденностью. «Сгораю я в любовном жарком пламени!» — поет Гораций. И кто же является предметом его страсти? «Теперь Лисикла я люблю надменного: Девушек может он всех затмить своею нежностью». От этой любви может исцелить «лишь страсть другая разве; или к девушке, К стройному ль станом юнцу, узлом что вяжет волосы»{956}. Отборные эпиграммы Марциала посвящены любви к мальчикам, а одна из самых непечатных сатир Ювенала представляет собой жалобу женщины на этих возмутительных конкурентов{957}. Эротические стихи, воспевающие любовь к представителям обоих полов, любовь низменную — «Приапея», — пользовались большой популярностью среди искушенной молодежи и взрослых недорослей.

Брак отважно противостоял конкуренции этих рынков сбыта, а озабоченные родители и брачные агенты изо всех сил старались подыскать мужа — пусть только временного — для каждой девушки. Незамужние женщины после девятнадцати лет считались «старыми девами», но они были достаточно редки. Помолвленная пара, как правило, в глаза друг друга не видела; такого понятия, как «ухаживание», просто не существовало; Сенека жаловался, что любой товар перед тем, как его приобрести, мы подвергаем проверке, а жених такой возможности лишен{958}. Привязанность и взаимная симпатия до свадьбы были чем-то необычным; любовные стихи были обращены к замужним дамам или к тем, на ком поэт и не думал жениться. Выйдя замуж, женщины пускались во все тяжкие, как это было в средневековой и буржуазной Франции. Сенека Старший считал, что прелюбодеяние — самый широко распространенный грех римских женщин{959}, а его сын-философ полагал, что замужняя женщина, довольствующаяся только двумя любовниками, — это образец добродетели{960}. «Порядочные женщины, — пел циничный Овидий, — это те, которых еще никто не домогался; мужчина, который гневается на распущенность своей жены, — просто деревенщина»{961}. Возможно, все это — только литературный прием; более надежным свидетельством может служить эпитафия Квинта Веспиллона своей жене: «Редкий брак продолжается до самой смерти, но мы с тобой прожили вместе сорок один счастливый год»{962}. Ювенал рассказывает о женщине, которая за пять лет успела восемь раз выйти замуж{963} Отданные в супружество из экономических или политических соображений, некоторые женщины считали, что, отдав мужу приданое, а тело любовнику, они совсем не погрешат против своего долга. «Разве мы не договорились прежде, — оправдывается перед неожиданно нагрянувшим супругом изображенная Ювеналом прелюбодейка, — что каждый из нас будет поступать так, как ему нравится?»{964} «Эмансипация» женщин была практически столь же полной, как и в наше время, если не считать таких мелочей, как отсутствие избирательных прав, и не принимать во внимание мертвую букву закона. Законодательство закрепляло подчиненное положение женщин, обычай предоставил им полную свободу.

В известных случаях эмансипация, как в наше время, означает индустриализацию. Некоторые женщины трудились на фабриках и в мастерских, особенно в текстильной промышленности. Другие стали юристами и врачами{965}. Иные добились политического могущества. Жены провинциальных губернаторов устраивали смотры войск и обращались к ним с речами{966}. Весталки обеспечивали государственными должностями своих друзей, а женщины Помпей объявляли о своих политических воззрениях на городских стенах. Консерваторы скорбели и с тайным злорадством говорили об исполнении пророчества Катона — «если женщины добьются равноправия, они обратят его в свое господство». Ювенал со страхом смотрел на то, как женщины становятся актрисами, участницами атлетических и гладиаторских состязаний, поэтессами{967}; Марциал описывает женщин, сражающихся с дикими зверями — даже со львами — на арене цирка{968}; Стаций рассказывает о женщинах, гибнувших в таких поединках{969}. Дамы разъезжали по городу в портшезах, «выставляя себя на всеобщее обозрение»{970}; они беседовали с мужчинами в портиках, в парках и садах, во дворах храмов; они были непременными участницами частных и общественных пиршеств, посещали театры и амфитеатры, где «их обнаженные плечи, — писал Овидий, — радуют взгляд зрителей»{971}. Это веселое, яркое общество, в котором женщины и мужчины были на равных, неприятно поразило бы греков эпохи Перикла.