Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

— пинцетов, ножниц, бритв, пилочек, кисточек, гребней, стригил, сеток для волос, париков, — а также сосудов или фиалов со всевозможными духами, кремами, маслами, пастами, мылами и пемзой. Для того чтобы избавиться от волос, использовались депиляторы, а чтобы уложить их — всевозможные благовонные мази. Многие женщины накладывали на лицо ночные маски, изготовленные по рецепту Поппеи из теста и ослиного молока; Поппея находила, что эта маска помогает при плохом самочувствии; поэтому, куда бы она ни направилась, за ней вели ослиц; иногда она приказывала привести к ней целое стадо, а затем купалась в ослином молоке{982}. При помощи красок лицам придавали румянец или благородную бледность, брови и ресницы подкрашивались или обводились черной тушью, иногда жилки на висках выделяли изящными голубыми линиями{983}. Ювенал жаловался на то, что от богатой женщины «несет Поппеиными снадобьями, которые липнут к губам несчастных мужей»{984}. Овидий полагает, что все эти искусства могут вызвать разочарование, и советует дамам никогда не заниматься ими при возлюбленных; позволительно лишь расчесывать волосы — созерцание этого способно привести в экстаз любого мужчину{985}.

К простым одеждам женщин доганнибаловской эпохи добавилось теперь изысканное белье. На плечи набрасывались шарфы, а вуали придавали лицу соблазнительную таинственность. В зимнее время тело ласкали нежные меха. Шелковые изделия были настолько распространены, что их носили не только женщины, но и мужчины. Шелк и лен обрабатывались при помощи весьма дорогостоящих красителей; римлянин нередко выкладывал тысячу денариев за прошедшую двойную обработку тирскую шерсть{986}. Золотое и серебряное шитье украшало платья, занавеси, ковры и одеяла. Женская обувь изготовлялась из кожи или ткани, которая иногда обшивалась ажурным узором; туфельки отделывались золотом или драгоценными камнями{987}. Для устранения природных недостатков часто прибегали к услугам высоких каблуков.

Драгоценности были важной частью женского наряда. Кольца, серьги, ожерелья, амулеты, браслеты, цепочки, броши являлись предметами первой необходимости. Лоллия Паулина надела однажды платье, сверху донизу усеянное изумрудами и жемчугом, при этом она носила с собой квитанции, удостоверяющие, что стоимость этих драгоценностей составляет сорок миллионов сестерциев{988}. Плиний описывает более сотни разновидностей драгоценных камней, использовавшихся римскими модницами. Их качественными подделками занималась целая отрасль индустрии; римские «изумруды» из стекла намного превосходят свои более поздние аналоги и продавались ювелирами как настоящие вплоть до девятнадцатого столетия{989}. Мужчины, как и женщины, были страстными любителями крупных и впечатляющих драгоценных камней. Некий сенатор носил на пальце опал размером с лесной орех. Услышав об этом, Антоний внес его в проскрипционные списки; тому удалось ускользнуть, унося на пальце два миллиона сестерциев; несомненно, тогда, как и теперь, драгоценности служили страховкой от инфляции и революции. Серебряная посуда украшала столы всех сословий, кроме низших. Тиберий и императоры, правившие после него, издавали указы против роскоши, которые не могли быть проведены в жизнь и вскоре приходили в забвение. Тиберий уступил, признав, что расточительство патрициев и нуворишей обеспечивало работой ремесленников Рима и Востока, и смирился с тем, что провинциальные подати уплывают из Рима. «Без роскоши, — заметил он, — как могли бы прожить Рим и провинции?»

Римское платье было ненамного более дорогим, чем одежда современных женщин, и куда более дешевым, чем облачение средневековой знати. Мода не была подвержена в Риме таким стремительным переменам, как в современных городах. Хорошее платье можно было носить всю жизнь и не казаться при этом старомодной. Однако по сравнению со стандартами, принятыми в годы Республики, до того как Лукулл и Помпей принесли из своих походов добычу и гедонизм Востока, высшие классы Рима жили в эпоху ранней Империи, словно обитатели эпикурейского рая, не испытывая недостатка в изысканной одежде, разнообразной пище, изящной мебели и величественных особняках. Утратив политическое лидерство, практически полностью лишившись политической власти, аристократия удалилась из курии в свои резиденции и бесшабашно предавалась там (руководствуясь не нравственными заповедями, но философскими доктринами) погоне за наслаждениями и осваивала искусство «сладкой жизни».

V. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ РИМЛЯНИНА

Роскошь обстановки далеко превосходила роскошь платья. Мраморные и мозаичные полы, колонны из полихромного мрамора, гипса, оникса; стены, расписанные превосходными фресками и инкрустированные драгоценными камнями; кессонные потолки из позолоченного или посеребренного стекла{990}; столы из цитрусового дерева на ножках из слоновой кости; украшенные черепаховой и слоновой костью, серебром или золотом диваны; александрийская парча или вавилонские ковры, за которые заурядные миллионеры платили 800 000, а Нерон — четыре миллиона сестерциев{991}; бронзовые ложа, снабженные проволочными пологами — защитой от комаров; бронзовые, мраморные или стеклянные канделябры; статуи, картины и безделушки; вазы из коринфской бронзы или мурринского стекла — вот часть тех украшений, которыми полнились дома богачей эпохи Нерона.

В таком особняке хозяин жил, словно в музее. Приходилось покупать рабов, которые сторожили это великолепие, и рабов, которые следили бы за сторожами. В некоторых из домов насчитывалось до четырехсот невольников, которые были заняты обслуживанием хозяев, надзором над имуществом и домашними ремеслами; жизнь большого человека, даже в частном убежище его дома, всегда была на виду у его рабов: есть, когда со всех сторон тебя окружают рабы, одеваться, когда у каждого ботинка стоит по рабу, отдыхать, когда к каждой двери приставлено по лакею, — это отнюдь не рай. Дневные тяготы большого человека начинались с того, что около семи часов утра ему приходилось принимать своих «клиентов» и параситов и подставлять им щеку для поцелуя. После двух часов подобных мучений он мог с чистой душой позавтракать. Затем он обменивался визитами с друзьями. Этикет требовал от него отзываться на все приглашения друга, помогать ему в судах и при искании государственных должностей, присутствовать на помолвке его дочери, на празднике «мужской тоги» его сына, на чтении его стихов и при оформлении его завещания. Эти и прочие общественные обязанности отправлялись им с изяществом и вежливостью, совершенно недоступными для представителя любой другой цивилизации. Затем он отправлялся в сенат или участвовал в работе какой-нибудь государственной комиссии или занимался своими личными делами.

Человек не столь состоятельный мог позволить себе менее энергичный, хотя и более скромный образ жизни. После нанесения ежеутренних визитов он до полудня занимался своими делами. Простонародье работало с восхода солнца; поскольку ночное освещение было в городе весьма скудным, римляне использовали все преимущества светлого времени суток. В полдень наступало время второго завтрака — он был довольно легок; обед устраивался в три или четыре часа (чем богаче был гражданин, тем позже он