Homo Bonus. Обнадеживающая история человечества - Рутгер К. Брегман

объяснения. Как собакам удается пройти тест на выбор объекта? Они явно не унаследовали умственные способности у волков, поскольку волки проваливали этот тест так же, как орангутаны и шимпанзе. И точно не научились этому у хозяев – тест успешно проходили даже девятинедельные щенки.

Приматолог и коллега Брайана Ричард Рэнгем предположил, что у псовых интеллект мог развиться сам собой, как случайный побочный результат эволюции, вроде хвоста крючком или висячих ушей. Но Брайан был уверен, что такое важное качество, как социальный интеллект, не могло появиться случайным образом. Скорее уж, рассудил молодой биолог, наши предки осознанно разводили самых умных собак.

Был только один способ проверить эту гипотезу – съездить в Сибирь. Несколькими годами ранее Брайан прочел об исследовании русских генетиков, которые целенаправленно превращали лисиц в собак. К 2003 году, когда ученый добрался до Сибири, команда Людмилы Трут наблюдала уже за сорок пятым поколением лисиц. Брайан стал первым зарубежным исследователем одомашненных чернобурых лис. Для начала он решил посмотреть, как они справятся с тестом на выбор объекта.

Если гипотеза Брайана верна, то одомашненные лисы, которых Дмитрий Беляев и Людмила Трут отбирали по признаку дружелюбия, а не интеллекта, должны показать тот же результат, что и их дикие собратья, то есть провалить тест. А если прав Рэнгем, предположивший, что интеллект – побочный результат эволюции наиболее дружелюбных особей, то лисицы из последних поколений блестяще справятся с тестом.

В итоге выяснилось, что Брайан все-таки ошибался. Сорок пятое поколение одомашненных лисиц оказалось не просто сообразительнее, но и в целом умнее своих диких сородичей. «Эти лисы совершенно меня покорили»[126], – так позднее описал свои впечатления Брайан.

Прежде считалось, что в процессе одомашнивания умственные способности животных снижаются, сокращается объем серого вещества и утрачиваются многие навыки, необходимые для выживания в дикой природе. Все мы слышали устойчивые выражения: хитрый как лис, тупой как баран. Но Брайан пришел к совершенно другому выводу. «Если хотите получить умную лисицу, не отбирайте для скрещивания умных особей – отбирайте дружелюбных»[127].

5

И мы снова возвращаемся к вопросу, который я задал в начале этой главы. Что делает человека уникальным? Почему музеи строим мы, а выставлены в них кости неандертальцев?

Давайте еще раз взглянем на результаты 38 тестов, проводившихся среди приматов и маленьких детей. Я забыл упомянуть, что испытуемых оценивали еще и по четвертому параметру: навыку социального научения, то есть способности учиться у других. Результаты этого последнего теста особенно интересны.

Диаграмма ниже прекрасно иллюстрирует умение, которое ставит людей особняком. Шимпанзе и орангутаны почти во всех когнитивных тестах набирают столько же баллов, сколько двухлетние дети. Но когда дело доходит до научения, человеческие детеныши безоговорочно выигрывают. Их результат приближается к стопроцентному, в то время как результат обезьян равен нулю.

Настоящая суперспособность человека. Результаты четырех тестов на интеллект

Оказывается, люди – это ультрасоциальные обучающиеся машины. Мы рождены, чтобы учиться, сближаться и играть. В таком случае уже не кажется странным тот факт, что только люди умеют краснеть. В конце концов, смущение – это квинтэссенция социального поведения: краснея, люди показывают, что им небезразлично, что думают другие. Это укрепляет доверие и способствует сотрудничеству.

Нечто подобное происходит, когда мы смотрим друг другу в глаза. Дело в том, что человека отличает еще одна удивительная особенность: у нас есть глазные белки. Благодаря этой уникальной черте мы можем следить за направлением взгляда другого человека. У прочих приматов (а их более двухсот видов) глазные яблоки окрашены меланином, что делает их взгляд непроницаемым, как у игроков в покер.

Люди – другое дело. Мы друг для друга – открытая книга; объект нашего внимания очевиден для всех. Представьте себе, насколько иначе выглядели бы человеческая дружба и романтические отношения, если бы мы не умели смотреть друг другу в глаза. Как бы мы смогли доверять друг другу? Брайан Хэйр предполагает, что наши необычные глаза – еще один побочный эффект самоодомашнивания человека. По мере развития мы становились все более социальными существами и учились демонстрировать окружающим свои мысли и эмоции[128].

Кроме того, у нас сгладилась большая надбровная дуга, или torus supraorbitalis, которая имелась у неандертальцев и есть у шимпанзе и орангутанов. Ученые считают, что выступающая дуга могла препятствовать общению, поскольку сегодня мы вовсю используем наши брови[129]. Просто попробуйте выразить мимикой удивление, сочувствие или отвращение и обратите внимание на то, насколько выразительно при этом двигаются ваши брови.

Короче говоря, мы, люди, плохо умеем держать покерфейс. Мы постоянно проявляем эмоции и словно запрограммированы на общение с окружающими. Но это отнюдь не недостаток – это наша суперспособность. Приветливые люди не просто приятнее в общении, они еще и умнее.

Чтобы осмыслить это, представьте себе планету, на которой живут два племени: гении и подражатели. Гении талантливы, и каждый десятый рано или поздно изобретает нечто поистине удивительное (скажем, удочку). Подражатели менее одарены, поэтому до изобретения удочки может додуматься только один из тысячи. Выходит, что гении в сто раз умнее подражателей.

Но у гениев есть одна проблема – они не очень общительны. В среднем у гениального изобретателя удочки есть всего один друг, которого он может научить ловить рыбу. У подражателей в среднем по десять друзей, то есть они в десять раз общительнее.

А теперь давайте предположим, что научить кого-то ловить рыбу трудно и это удается лишь в половине случаев. Вопрос в следующем: какому из племен изобретение удочки принесет больше пользы? Антрополог Джозеф Хенрик вычислил ответ: только каждый пятый гений когда-нибудь научится рыбачить, причем половина из них додумается до удочки самостоятельно, а половина переймет технику у сородичей. Среди подражателей самостоятельно догадаются, как удить рыбу, всего 0,1 %, но при этом остальные 99,9 % в конце концов тоже смогут рыбачить, потому что научатся этому у других[130].

Неандертальцы в каком-то смысле походили на гениев. Каждый из них обладал крупным мозгом, но популяция в целом не отличалась особым умом. Отдельно взятый Homo neanderthalensis, возможно, был умнее любого Homo sapiens, но сапиенсы проживали более многолюдными группами, чаще переходили из одной группы в другую и, вероятно, лучше умели подражать. Неандертальцы – это сверхбыстрый компьютер, а мы – старенький ПК, зато оснащенный вайфаем. Мы были медлительнее, но лучше умели поддерживать связь.

Некоторые ученые предполагают, что развитие человеческого языка тоже стало результатом нашей социальности[131]. Язык – отличный пример системы, создать которую подражателям было бы трудно,