Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

По заданию санотдела фронта мне приходилось несколько раз выезжать в медицинские учреждения 42-й армии, и я хорошо знала еще с довоенных лет начсанарма военврача первого ранга Я. А. Барейшу, армейского хирурга военврача первого ранга профессора И. С. Белозора, армейского терапевта военврача второго ранга А. Г. Дембо, начальника отделения кадров санитарного отдела военврача второго ранга Л. Г. Недоливко.　

В первую военную зиму Пулковские высоты обороняла 13-я дивизия, и ее славные медики много сделали для спасения раненых.　

Еще тогда я записала волнующие истории из жизни бывших «слесарей, биологов, ученых и технологов» — людей очень мирных профессий, ставших солдатами.　

Потом, весной сорок третьего, 13-я дивизия вошла в 55-ю армию. К тому времени в медсанбате уже не было многих, кто начинал службу в этом замечательном коллективе. Но память о них жила. Мне хочется рассказать о них — славных медиках-ополченцах бывшей 5-й ДНО — «хозяйке» Пулковских высот, о наших соседях справа…　

Тогда, в августе сорок первого, в дивизии еще не было ни начсандива, ни комбата, ни самого медсанбата. Был только штаб по формированию дивизии народного ополчения на 3-й линии Васильевского острова, в помещении электротехникума связи, и член штаба профессор университета, известный ученый-ихтиолог Николай Львович Гербильский. В этот штаб с утра до вечера приходили молодые работницы, студентки, научные работники востоковеды, историки, музыковеды, художники. Все они готовы были исполнять самую трудную, непривычную для них работу, только бы встать в ряды сражающегося народного ополчения. Многим из них нашлось тогда место в медсанбате. Со всеми внимательно говорил профессор Н. Л. Гербильский — будущий политбоец, пропагандист. Умный, широко образованный, еще до войны награжденный орденом Трудового Красного Знамени, простой в обращении, он умел в годину нашей большой беды внушать своим слушателям-воинам непоколебимую веру в грядущую победу над врагом.　

Уже значительно позже я встретилась с Николаем Львовичем Гербильским в его лаборатории на 16-й линии Васильевского острова среди аквариумов с диковинными рыбками. Не утративший с годами юношеской стройности, все такой же живой, полный творческих планов, он задумчиво смотрел на планктон, провожал глазами стаи моллюсков. Он вспоминал…　

Как-то августовским вечером сорок первого молодая работница завода имени Козицкого Зина Теплова привела к штабу отряд из двухсот девушек. Она запомнилась профессору Гербильскому на всю жизнь: худенькая, бледная, коротко острижанная, с огромными глазами. Зина не имела даже среднего образования, но у нее был прирожденный организаторский дар, природный ум. Опытный педагог, Гербильский это сразу понял, как только увидел Теплову среди двухсот девушек, услышал ее спокойный и в то же время «командирский» голос.　

Сандружинницы, которых привела Теплова, много и серьезно занимались, отрабатывая на практике все, чему их учили на курсах Красного Креста. Девушки понимали, что от того, как они научатся переползать по-пластунски, укрываться за складкой местности, владеть ремнем, плащ-палаткой, в большой мере зависит и жизнь раненых, и их собственная.　

Внезапно подоспел приказ: оставить тренировки и отправиться под Новгород на оборонительные работы. Тогда Гербильский и назначил Теплову старшей в отряде, своим заместителем, пообещав девушкам, что по возвращении многих оставит в медсанбате.　

Они рыли окопы в течение четырнадцати дней. Работали от зари до темноты. Над ними проносились снаряды, их бомбили. Руки девушек покрылись ссадинами, волдырями. Ночами, лежа на нарах или прямо на земле, подстелив ветки или солому, они смотрели в темное небо — не прилетят ли воздушные пираты, а под утро засыпали коротким, тревожным сном.　

Зина знала, чувствовала настроение подруг, умела их успокоить, отвлечь от горьких раздумий. Ей тогда было немногим более тридцати, а им, 18—20-летним, ее возраст представлялся мудрой зрелостью. Теплова работала наравне со всеми, скрывая, что опасно больна. Может, ее еще могла спасти операция, но Зина в это слабо верила, а главное — хотела в тяжелую пору отдать остаток своих сил Родине, остаток своих дней верно послужить ей.　

Во второй половине августа отряд вернулся в Ленинград. Тут Зине предложили из двухсот сандружинниц отобрать лишь двадцать — тридцать, а остальных вернуть в Красный Крест.　

Печально проходило прощание девушек с Тепловой. Они крепко сдружились, и им трудно было расставаться со своим умным и добрым старшим товарищем. С ней так хорошо работалось!　

Наступил вечер. В бездонном небе неподвижно стояло кружевное облачко, за него зацепился и повис аэростат воздушного заграждения. Сандружинницы — из двухсот их осталось тридцать — долго шагали по городу, пока не подошли к зданию Финансово-экономического института. Теплова оглянулась. За «счастливицами» устало брели еще пятнадцать «несчастливиц». На что они надеялись? Почему не ушли, как остальные сто пятьдесят пять? Спроси их — не ответят.　

Сандружинниц во главе с Тепловой встретил комбат Алексеевский, смуглый военврач с лихо закрученными усами и орлиными темными глазами. Профессор-ополченец Д. Н. Насонов окрестил командира медсанбата, в прошлом лихого кавалериста, «гусаром Мишелем». Посмотрел «гусар» на усталых девушек, приказал их накормить и через два часа явиться к нему.　

— А эти кто? — спросил Алексеевский у Тепловой, показав на стоявших вне строя девушек.　

— Сандружинницы, товарищ комбат. Они числились за медсанбатом, были на оборонных работах, а теперь их отсеяли — оказались лишними.　

— Лишних людей у нас не бывает! — строго сказал комбат и подкрутил лихой ус. — Пусть остаются. Работы всем хватит и в медсанбате, и в полках. Война только началась.　

Девушки, позабыв про воинскую дисциплину, бросились обнимать Зину.　

Осенью, когда Ленинград был блокирован и медсанбат некоторое время находился в районе Шереметевского парка, Зина подбирала раненых, отправляла их в приемно-сортировочное отделение. Она еще больше осунулась, цвет лица у нее стал землистым, но по-прежнему от нее никто не слышал сетований на тайный недуг. Она продолжала работать еще интенсивней, отдавая людям каждый подаренный ей судьбой час.　

В один из ненастных дней осени возле больницы имени Фореля Зину ранило в ногу и тяжело бросило наземь. Ее увезли в госпиталь. Ранение ускорило развитие рака груди, и вскоре она умерла.　

В середине сентября медсанбат, оставив за собой базу в Финансово-экономическом институте, почти в полном составе выехал в район Шереметевского парка. Медленно отступали затемненные безлюдные улицы, и наконец город остался позади, в пелене густого дождя.　

За Автовом остановились у большого лесного массива.　

— Выходите, приехали, — раздался откуда-то из мрака голос командира медсанбата. — Разгружайте машины и все уносите в лес.　

Осветительные ракеты, вспыхнув где-то над Урицком, выхватили из темноты мокрый брезент, летящие через борт вещевые мешки, фигуры прыгающих на землю людей. Лес пугал своей чернотой, казался неприступным и мрачным.　

Невеселые думы прервал комиссар А. А. Смекалов.　

— Вот что,