Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

С трудом Букову удалось вырваться из Пушкина. На шоссе в сторону Пулкова машина неслась с зажженными фарами, и на всем пути ему грозили кулаками. Он понимал, что должен выключить свет, а как это сделать — не знал. Критический момент наступил возле Средней Рогатки. Между надолбами был оставлен неширокий проход для машины. К своему ужасу, Буков увидел, что в него въезжает обоз. Что есть силы нажимал он на ручной тормоз, но тот бездействовал, а про ножной он в смятении забыл. Обоз все-таки успел проскочить проход в надолбах и свернуть в сторону. След в след за последней повозкой проскочил на Среднюю Рогатку и буковский автобус. И помчался дальше по Международному проспекту. Внезапно на углу Благодатного переулка он сам по себе остановился. К счастью, как раз возле медсанбата своей дивизии. В бензиновом баке было сухо, а начсандива хоть выжимай!..　

Через несколько дней отыскался водитель этого автобуса. Он никак не мог поверить, что его автобус сумели завести да еще вывезти на нем раненых. В конце концов он пожал плечами и сказал, что такое мог сделать только профессионал высокого класса, виртуоз…　

Настал час уходить и нам. Перед выездом из Пушкина я забежала в городскую больницу имени Семашко, в которой в тридцатых годах работала медицинской сестрой.　

Необычайно пусто и тихо в тенистом саду, в прием ном покое. Увозят последних больных. Грузят медицинское имущество. Растерянно ходит по отделению старый врач-инфекционист Алякритская, всю жизнь отдавшая любимому делу.　

Время сдвинулось. Теперь мне кажется, что не я, а кто-то другой работал в приемном покое, в инфекционном отделении, заразился сыпняком и переболел им в этих светлых палатах, учил анатомию, химию на дежурствах, вечно торопился на поезд, чтобы не опоздать в институт.　

Потянуло в рентгеновский кабинет. Там раньше всегда стоял полумрак, горела над столом красная лампочка, светился зеленый экран. Рентгенотехник Рая, высокая жизнерадостная, энергичная женщина, показывала мне, тогда молодой медсестре, снимки легких, костей, желудка. Я мечтала тогда тоже стать у зеленого экрана и разбираться во всем так, как разбирался старый доктор с козлиной бородкой и в защитных черных очках.　

Мне думалось тогда по неопытности, что зеленый экран всемогущ. Что он помогает понять то, что скрыто от обычного взгляда; что он может объяснить, почему больное сердце работает как старые испорченные часы, а каверны разъедают легкие; ответить, как срастаются или почему не срастаются переломы костей. Мне казалось, что рентгенология — это именно та наука, которая служит людям связующим звеном между всеми медицинскими специальностями.　

Уже потом, в пору врачебной зрелости, я поняла, что рентгенология далеко не всемогуща, она только частица того, что зовется клиническим обследованием больного.　

В тот памятный семнадцатый день сентября сорок первого в знакомом рентгеновском кабинете было необычайно светло и обнаженно. Ветер распахнул большое окно в широкий мир, набросал на стол осенние шафрановые листья, шуршал обрезками рентгеновских пленок. Не было ни доктора с козлиной бородкой, ни рентгенотехника Раи. Они тоже надели военную форму.　

Было 17 часов, когда я вернулась в штаб.　

— Где это вы бродите? Собирайтесь! — сурово сказал начсанарм.　

В комнату вошел начальник первого отделения Новиков. Положил на пол объемистые пакеты. Хороший хозяин, он уже в Пушкине заботился о фонарях, свечах и прочих вещах, ставших впоследствии непременными атрибутами нашего блокадного военного быта.　

…На всю жизнь останется в памяти багровое зарево над Павловском и парками. Из загнутой кверху кровли Китайского театра (чудесного, полного изящества творения конца XVIII века архитектора Неелова) устремлялись к тревожному небу языки пламени. В отсветах пожарища трепетали еще не опавшие листья кленов и дубов…　

Остался позади Лицейский сад с пустым пьедесталом. Юный сидящий на скамье Пушкин далеко. Он в безопасности. На цоколе незабываемые слова, обращенные к потомкам:　

Все те же мы: нам целый мир чужбина;　

Отечество нам Царское Село.　

Гитлеровцы обстреливали улицы города, и особенно яростно Египетские ворота — проход на шоссе, ведущее в Ленинград. Шофер Петя Чернов, на редкость молчаливый и сосредоточенный, гнал машину сквозь дым пожарищ между надолбами…　

Под вечер мы въехали в опустевший город. Промелькнули Лиговский проспект, Александро-Невская лавра. Наши машины устремились по проспекту Обуховской Обороны. В потемневшей Неве плыли и спали одинокие чайки. В хмурое небо поднимались серебристые аэростаты воздушного заграждения.　

Миновали сад имени Бабушкина и оказались в старом запущенном саду у старинного двухэтажного особняка.　

— Так это же Дача Куракина! — воскликнул старший военфельдшер Ваня Зиненко, наш медстатистик, большой знаток петербургской старины. Обращаясь ко мне, он пояснил: — Хозяйка этого «домика» красавица генеральша, вся беломраморная, стоит в Некрополе Александро-Невской лавры, а муж ее — екатерининский вельможа генерал Куракин…　

— Ну вот, нашли самое подходящее время рассказывать о генеральше и ее муже, — сердито сказал Новиков. — Разгружайте побыстрее машину и беритесь за ящик, несите его наверх.　

Нас встретил начальник тыла армии, невысокий моложавый полковник с открытым приятным лицом Емельян Григорьевич Савченко.　

— Наконец-то наша медицина приехала, — сказал он вполголоса. — Теперь все в сборе. Занимайте комнаты на втором этаже. Комендант укажет. На развертывание час, только час!　

Вскоре наше нехитрое имущество — столы, стулья　были расставлены. До самого вечера мы замазывали рамы, вешали шторы, проверяли светомаскировку. Связисты тянули провода, принесли полевые телефоны. Вечером на наших столах впервые зажглись фонари «летучая мышь».

На южных рубежах

Утром весь командирский состав штаба армии ознакомился с приказом Военного совета фронта от 17 сентября 1941 года, подписанным командующим Г. К. Жуковым, членами Военного совета А. А. Ждановым и А. А. Кузнецовым, начальником штаба М. С. Хозиным. В обороне южной части Ленинграда особое значение придавалось рубежу, проходившему по Лигову, Кискину, Верхнему Коврову, Пулковским высотам, районам Московской Славянки, Шушар и Колпина. Удержать эти рубежи следовало во что бы то ни стало.　

Колпинский участок фронта был одним из главных в полосе обороны, занимаемой 55-й армией. С конца августа и до последней недели сентября здесь не прекращались ожесточенные кровопролитные бои. Части Красной Армии, плечом к плечу с которыми мужественно сражались ижорские рабочие, остановили продвижение врага. Он вынужден был перейти к обороне.　

Кровью своих лучших бойцов и командиров отстояла 55-я армия Колпино с его прославленным Ижорским заводом, выполнила приказ Военного совета фронта, прочно прикрыла Ленинград с юго-запада.　

8 сентября гитлеровские войска захватили Шлиссельбург.