Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

— Отдыхать будем потом, — спокойно ответил Могучий и приказал без промедления ставить палатки, готовить операционную.　

Как люди гостеприимные, медсанбатовцы немедленно оделили автохирургический отряд хлебом и ржаными сухарями.　

— Мало ли что случится дальше, — сказал словоохотливый интендант. — Хлебушко пригодится при всех обстоятельствах.　

Вскоре бригады хирургов отряда вместе со своим командиром стали у операционных столов. Первичная обработка огнестрельных ранений конечностей сменялась многочасовыми сложными операциями. Над палатками пролетали снаряды и с грохотом разрывались на берегу. Ходуном ходили палатки, мелкие осколки вспарывали брезентовые стены.　

Стояли чудесные летние дни. Солнце припекало, и в палатках было нестерпимо душно и жарко. Приподнятый полог не приносил желанной свежести. Разморенные жарой, смертельно уставшие люди то и дело выбегали глотнуть свежего воздуха, опорожнить ковшик холодной воды.　

Обстановка на этом участке фронта оставалась напряженной. Дивизия Бондарева с тяжелыми боями пробивалась сквозь леса Карельского перешейка к Ладоге. Погожим днем Ладога не серая, мрачная, как на рассвете, а теплая, голубая.　

— Ну и бухточка! — задумчиво сказал хирург отряда Борис Аксенов, выйдя на минутку из палатки. — Подобной еще не было на нашем пути, не правда ли, Мария Эдуардовна? — обратился он к хлопотавшей у палатки старшей операционной сестре Ковалевской. — Если живыми выберемся из этого «райского места», как нежно назвала его комбат, будет просто невероятно. — Он вылил себе на голову ковш холодной воды, бросил недокуренную папиросу и исчез за разорванным пологом операционной палатки.　

— Действительно, местечко здесь «тепленькое», — процедила сквозь зубы Ковалевская. Укрывшись за пихтой, она проверяла аппараты для переливания крови.　

— Если мы с вами, девоньки, будем считать, сколько раз и близко или далеко от нас разорвались мина или снаряд, у нас и примуса потухнут, и инструменты останутся недокипяченными, нестерильными. Раны у бойцов будут плохо заживать, нагноятся.　

Так говорила многоопытная операционная сестра, участница двух войн М. Э. Ковалевская, любившая поворчать, пожурить молодых за беспечность и в то же время охотно отдававшая им душевную теплоту, свой опыт и знания. Девушки это отлично понимали, любили старшую и боялись ее ослушаться.　

Вечером, когда большое кровавое солнце медленно погружалось в Ладогу, с необъятной водной глади тянуло туманом и сыростью. Под окнами операционной трещал движок полевой электростанции, и на колеблющемся полотняном потолке плясали причудливые тени. Опытные сестры, понимая ход операции, молча вкладывали в руки хирургов нужные им инструменты. И всякий раз, когда летел над палаткой снаряд, красивая темноглазая операционная сестра Вера Маршания инстинктивно чуть-чуть приседала.　

— Чтоб не зацепил, — шутя оправдывалась она.　

Прошло двое суток. Раненых все прибавлялось. Ушел к Валааму пароход «Совет» с хирургом маневренной группы из Военно-морской академии военврачом второго ранга Ф. М. Дановичем. Он увез около двухсот раненых, но вскоре вокруг медсанбата опять забелели свежие повязки и бинты.　

На исходе четвертых суток медсанбат получил приказ отправить всех раненых на остров Валаам и быть готовым к отходу — враг близко.　

Хирург группы усиления ОРМУ-41 капитан медицинской службы Б. Н. Аксенов.

Поздно вечером Каневнина собрала медсанбатовцев.　

— Мы поработали неплохо, — говорила она. — Теперь должны уйти без потерь, а это зависит в первую очередь от нашей организованности при погрузке на транспорт.　

Когда настало время снимать палатки, то оказалось, что собственно и снимать-то нечего — стены и потолки их светились от больших и малых осколочных «ранений». Глядя на эти дыры, люди покачивали головами и удивлялись, как бы впервые отчетливо представив себе всю степень опасности, которой они постоянно подвергались.　

— Товарищ комбат, зачем таскать эти палатки, давайте сактируем и оставим, — предложил интендант старший лейтенант Баженов.　

— Нет, возьмем, обязательно возьмем, — решительно сказала Каневнина. — Это наши реликвии.　

Утром в медсанбат не столько пришел, сколько прихромал начсандив Владислав Харитонович Матвейчик. На его руках и лице алели свежие ссадины и кровоподтеки. На рассвете на берегу неподалеку от полковой санчасти разорвался снаряд. Взрывной волной начсандива швырнуло в воду. Очнувшись, он с трудом поплыл к берегу. Мучительно болел затылок. Холодная вода сводила руки и ноги. Но на то он и был начсандивом, чтобы, подобно капитану судна, держаться «на плаву» и уйти с последней группой раненых.　

Настала ночь. Последняя ночь пребывания медсанбата в бухте, названной его медиками «бухтой смерти». Врачи, сестры, санитары медленно продвигались к берегу по лесной дороге, лавируя между воронками, с трудом перетаскивая через завалы носилки с ранеными, тяжелые ящики и другое имущество. Тем временем на берегу спешно строились причалы.　

Восемнадцатое августа сорок первого года. Этот день запомнился всем, кто был в бухте Раута-Лахти. На самом берегу, за стеной небольшого кирпичного заводика, скопилось много раненых. Когда под покровом тумана баржи подошли к берегу и раненых поднесли к воде, противник открыл сильный огонь. У самой воды закричал молодой боец. К нему бросилась врач медсанбата Эльза Какстова. Пробежала несколько метров, затем упала и быстро поползла вперед, прижимаясь к гладкому суглинку. Не добравшись до лежавшего в луже крови красноармейца, сама свалилась на бок, обливаясь кровью. На руках у товарищей Эльза Какстова умерла.　

На рассвете тяжелогруженые баржи ушли на Валаам. На одной были люди, медицинское имущество, коровы, которых хозяйственная Каневнина решила тоже перевезти.　

— Они нам еще пригодятся, — объяснила она. — Зачем такое добро оставлять врагу?　

На второй барже находились машины с сопровождающими. Этому транспорту не повезло. В баржу попал снаряд, и на ней возник сильный пожар. Взрывной волной некоторых выбросило за борт, и теперь они плыли, ухватившись за обломки бревен и досок. Пожар потушили с большим трудом, а тех, кто оказался в воде, вытащили из холодных вод Ладоги.　

Замаскированный березками транспорт досадно медленно шел по Ладоге. Стало свежо. Поднялся ветер. Покачивало. Зябко поеживаясь под плащ-палатками, люди прижались друг к другу. Посасывало под ложечкой от голода. Какими же вкусными показались смоченные в холодной озерной воде залежавшиеся ржаные сухари, которыми щедро наделил всех интендант!　

Внезапно из-за облачка вынырнули истребители. Мгновенный испуг быстро сменился радостью. На самолетах алели звезды. Покачав крыльями, «ястребки» отошли в сторону и прикрывали с воздуха транспорт до самого Валаама.　

Но не все тогда покинули «бухту смерти». Еще в течение двух суток там оставались врач Зимогорская, раненный в голову политрук медицинской роты и сандружинница Мария Александрова — жена комиссара дивизии. Недалеко от берега стояла их небольшая палатка для оказания помощи раненым, все еще выходившим из леса.　

Обстрел берега продолжался. Снаряды разрывались у кромки воды, осколки вспарывали стены брезентовой палатки за мшистым валуном, ранили людей, оставляли на граните едва заметные царапины. Для оставшихся тревожно заканчивались