Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Фашистские самолеты действительно бомбили Шушары. Горели хозяйственные постройки, поселок. Под бомбежку попали и санитарные машины с ранеными, тылы отдельных частей. Воздушной волной всех, кто был на командном пункте 70-й дивизии, раскидало в стороны.　

По приказу Букова связисты и артиллеристы разгрузили свои машины и отправили пострадавших при бомбежке в ближайшие госпитали, расположенные в Московском районе. В одну из машин внесли носилки. На них лежала мертвенно-бледная, тяжело раненная в ногу военфельдшер штаба 70-й дивизии Зинаида Борткевич.　

К вечеру с прудов Александровского и Екатерининского парков стал подниматься туман. Потянуло сыростью. Ветер играл сухими листьями, сшибал с дубов спелые желуди, омертвелые сучья. По аллеям медленно двигались повозки с ранеными, проезжали санитарные машины. В наступившей короткой тишине я вдруг услышала знакомый голос. Это была санинструктор Валентина Чибор, доставившая группу раненых в медсанбат. С ней я впервые познакомилась на другой войне, под яркими зимними звездами Карельского перешейка.　

Санинструктор В. Г. Чибор (Разуваева).

— Где была, что делала? — поинтересовалась я.　

Перед войной Валя закончила курсы Красного Креста и пошла добровольцем на фронт. Многое ей довелось пережить под Псковом.　

Я раненых перевозила через реку Великую, а потом в лесу укрывала подальше от огня. Не раз довелось искупаться в реке, когда лодки осколками разбивало. Скольких я раненых спасла? Не считала, не до того было.　

В тот вечер в Пушкине Валя рассказывала мне, как трудно было оказывать помощь раненым под Гатчиной, в деревне Пижма, на местности ровной и открытой, как в конце августа она вытаскивала с нейтральной полосы тяжело раненного офицера связи. Санитар роты туда не дошел — убили.　

— Ты должна дойти. Валя, — сказал ей командир стрелкового батальона. — Мы тебе поможем. И не забудь надеть на себя его планшетку, там важные документы.　

И Валя пошла. Надвинув на глаза каску, ослабив поясной ремень, она поползла от траншеи к видневшимся неподалеку кустам. Как только очутилась на «ничейной» земле, по ней ударил вражеский пулемет. Пули ложились рядом, впереди, сзади, чиркали по каске.　

Справа от себя Валя увидела неподвижно лежавшего санитара. Зажмурила глаза. Почувствовала, как заныло под ложечкой. «Венька, — подумала она с тоской. — Как же они тебя?..» «Не думать! — приказала Валя самой себе. — Не глядеть но сторонам. Только прямо».　

И она поползла дальше, попала на развороченный муравейник. Крупные муравьи полчищами выползали из воронки и носились вокруг, стараясь понять причину бедствия.　

«И им несладко», — подумала Валя и отползла в сторону, к кустам. Там увидала капитана. На нем была новенькая гимнастерка, в петлицах прямоугольник. Казалось, он спал. Только на гимнастерке, там, где сердце, алела кровь. Правой рукой он крепко сжимал планшетку. Валя подползла к тяжелораненому, вынула из его рук планшетку и, помня наказ командира, надела ее на себя. Осторожно подложила под спину капитана плащ-палатку, надела на свои плечи ремни. Напряглась, попробовала сдвинуть с места. Никак.　

«Спокойно, Валя, — сказала она себе. — Отдохни, ни о чем не думай». Прошло несколько минут. Она сильно потянула за ремень и сдвинула с места раненого. В этот момент вновь застучал пулемет.　

«Плохо, так живой не выбраться!» — рассудила Валя и прильнула к земле. Но что это? Прямо над ней в сторону вражеских окопов с воем пронеслась мина, потом другая. Она поняла: это обещанная помощь комбата. Противник затих, и Валя вновь поползла, тяжело дыша, обливаясь потом, часто припадая к земле. Вот разгромленный муравейник. Муравьи ползут по ней, перебираются на планшетку, но она ничего не замечает, все силы подчинены одному — вперед. Еще немного, и она у своей траншеи. Ее кто-то подхватывает, забирает у нее тяжелую ношу…　

Валя сидит на дне траншеи, опустив натруженные грязные руки. У ног лежит пыльная, поцарапанная каска. Несколько минут отдыха, затем она встает, оправляет гимнастерку и идет в санчасть. К ней бежит комбат. Он обнимает ее и берет из ее рук планшетку. Потом ведет к очень знакомому пожилому военному. Бесшабашная, острая на язык Валентина внезапно мучительно краснеет и подает грязную, в ссадинах руку маршалу Ворошилову…

Встречи в парке

Днем 8 сентября возле краснокирпичного Арсенала в Александровском парке я неожиданно встретила группу врачей и студентов из 1-го медицинского института, ныне медсанбатовцев 70-й дивизии.　

Еще свежи были в нашей памяти проникновенные слова любимого старого профессора Михаила Дмитриевича Тушинского, который наказывал нам быть верными своему врачебному и гражданскому долгу. Тогда же, в конце июня 1911 года, Тушинский навсегда простился со своим сыном, тоже ушедшим добровольцем на фронт…　

Многие врачи медсанбата 70-й дивизии начали боевой путь из военного городка под Ленинградом. Их дорога потом пролегла к Новгороду, Сельцам. Они испытали и радость победы, когда 70-я дивизия, храбро сражаясь, дала решительный отпор частям корпуса Манштейна, отбросив их на сорок километров, и горечь отступления, когда дивизия отходила. Работая под огнем, военные медики не забывали свою первую встречу с комиссаром дивизии бригадным комиссаром Б. О. Галстяном.　

— Теперь вы, прибывшие из запаса, вместе с ветеранами дивизии сами творите историю своей части, и от вас тоже зависит ее боевая честь и слава. Хорошо позаботьтесь о раненых, и Родина вам скажет спасибо.　

Так говорил тогда комиссар.　

Особенно трудно пришлось медикам 70-й дивизии в августе в деревне Менюши. Когда в здание больницы попала бомба, палатки медсанбата, поставленные в лесу, заполнили раненые дети и женщины. Тогда-то и принесли к ним десятилетнего мальчугана. Сложный огнестрельный перелом ноги вызвал тяжелый шок, притупил боль, сознание. Жизнь в парнишке угасала.　

Долго не отходили от него врачи и сестры. Может быть, его спасла свежая кровь, отданная с материнской добротой кем-то из женщин медсанбата, может быть, что-то другое, но, когда мальчик заплакал, застонал, почувствовал боль, все обрадовались. Значит, удалось снять опасное для жизни торможение нервной системы, и командир медицинской роты А. Ф. Чаусов распорядился начать операцию.　

Впервые в жизни он — кадровый военный врач — производил ампутацию ребенку. Белой ночью, когда уменьшился вражеский обстрел шоссе, Чаусов отнес мальчугана в санитарную машину.　

— Дяденька доктор, как же я без ноги бегать буду. Чаусов ничего ему не ответил, ласково потрепал по бледной исхудавшей щеке и вложил в рот мальчонке кусочек сахару. Мысли унеслись в Ленинград, к жене, маленькой дочурке. Как-то они там?　

Теперь медсанбат 70-й дивизии работал в пушкинском Арсенале. На открытой площадке перед ним санитарный транспорт не задерживался. Забрав или сдав раненых, водители быстро выводили машины на боковые аллеи