Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Уже позже, в 1943 году, когда Насонов и Александров были отозваны из армии для продолжения научной деятельности по специальности, в медсанбат пришла газета. Из нее сослуживцы узнали, что их бывшие однополчане — авторы монографии «Реакции живого вещества на внешние воздействия» — стали лауреатами Государственной премии. Вспомнили тогда, что в вещевом мешке Насонова находилось место для незавершенной работы о глубинных процессах в клетке.　

Группа военных медиков 13-й стрелковой дивизии В центре— командир санитарного взвода Д. Н. Насонов.　

Но монография была потом. Пока же были полки и батальоны, куда ходили они всегда вдвоем, верные друзья, два доктора наук — командир санитарного взвода Насонов и фельдшер Александров. До полков от черты города было не так уж и далеко, но для обессиленных, голодных людей этот путь был труден, долог и опасен. Он проходил через несколько контрольных пунктов, мимо «Электросилы», мясокомбината имени С. М. Кирова, тянулся под Пулково, пролегал по незасеянным почерневшим полям, в обход воронок, через траншеи, рвы, надолбы и приводил к Нижнему Койрову.　

У Верхнего Койрова, захваченного гитлеровцами в　сентябре сорок первого, неподалеку от Пулковских высот держал оборону стрелковый полк. Тылы полка стояли за дорогой, на местности, простреливаемой пулями, минами и снарядами.　

Недолго командовал полком полковник Л. Красновидов, но успел убедиться, что прорытый по его приказанию шестисотметровый ров из Песков в Камень, по которому передвигались солдаты, значительно сократил потери. Однако именно тут-то и ранило небольшого подвижного полковника.　

Старшему врачу полка Ф. С. Бартову было лет сорок, он был знающим терапевтом и опытным организатором. Для санчасти он присмотрел на окраине поселка каменный дом, окна которого выходили в густой кустарник. В сумерки дом оживал. К нему тянулись все, кому была нужна медицинская помощь. Но тревога не покидала врачей. Пристреляв днем один из домов, гитлеровцы ночью поджигали его зажигательными снарядами. Яркое пламя освещало поселок.　

Верным другом санчасти был молодой лейтенант, командир комендантского взвода И. Е. Сахаров. В его прокуренной землянке поочередно отдыхали медики, потому что в санчасти для них не оставалось места. Он не забывал также о повозке для раненых. Вначале повозки были пароконными, потом одноконными: лошади гибли, как люди, от дистрофии и ран.　

Ох и труден же был путь! Рядом с санитарными повозками частенько шагали смелые девушки-сандружинницы Шура Баракшина и Тося Яковлева.　

Медленно ползли тощие лошаденки, едва переставляя ноги. Пролетит и разорвется шальная мина, обдаст снежной пылью, взвизгнет осколками, и опять наступит напряженная тишина. Лошади покорно продолжат свой путь, разве чуть дрогнут чуткие уши и по мокрой спине прокатится тонкой струной нервная дрожь. За небольшим холмом повозки с ранеными поджидала санитарная машина. Вопреки всем опасностям, шоферы медсанбата Андрей Козак и Костя Байков пробирались в эти места, куда перестали прилетать даже напуганные войной птицы.　

К Верхнему Койрову в один из осенних дней пришли командир санитарного взвода медсанбата Насонов и его помощник Александров. Мостик через канаву перебежали под свист пуль, пробрались в окопы. Моросил мелкий дождь. Насонов разговаривал с пехотинцами, затем прошел к артиллеристам, посмотрел в стереотрубу на вражеские позиции, вернулся в стрелковую роту. Порасспросив бойцов, выяснил, что вот уже третий день в роты не поступала горячая пища, что огрехов в санитарных вопросах предостаточно… Командир роты незадолго до прихода Насонова был раненв голову. Пуля на излете скользнула по лбу, содрала кожу. Его знобило, болела голова, на повязке присохла кровь. Уйти из роты молодой лейтенант наотрез отказался. Насонову он сказал, что не хватает бидонов и термосов, что последние силы у людей отнимают поносы. Пусть медицина разберется и поможет.　

Темнело, когда Насонов и Александров из третьего батальона вернулись в землянку военфельдшера. Насонов был бледен, под глазами появились отечные подушечки. Фельдшер придвинул к холодной печурке табурет, принес откуда-то горячий чайник, но затопить печурку не решился.　

Насонов собрался было пройти к старшему врачу полка Бартову, но поднялся верный Александров, выбрался из землянки, осмотрел все, послушал, откуда и куда летят мины, и уговорил Насонова остаться: «Утро вечера мудренее». Вечером в землянке военфельдшера появились Бартов и комиссар медсанбата полковой комиссар Смекалов.　

Насонов, с присущей ему прямотой, заявил старшему врачу, что желудочно-кишечные заболевания в полку не могут не расти, если по три дня нет горячей пищи.

— Вчера в магазинах города я видел множество термосов, с жаром говорил Насонов. — Надо их немедленно изъять с гражданских складов и магазинов и отправить в войска. Нельзя же продолжать жить по устаревшим законам мирного времени.

Теперь Насонов обращался уже к Смекалову, считая комиссара ответственным за то, что в полку не хватает термосов.

— Успокойтесь, Дмитрий Николаевич, ваши чувства понятны. Но с вашим предложением вы несколько опоздали, сказал военком медсанбата. — По решению Военного совета фронта войска обеспечиваются всем необходимым, в том числе и термосами.

Прощаясь с Бартовым, Насонов обещал на следующий день зайти к нему и просил подготовить данные осмотра в полку на педикулез.

— Сводочку по педикулезу, Дмитрий Николаевич, я вам приготовлю, — сказал, хитровато улыбнувшись, старший врач. — И котлетками из конины тоже угощу. Жду вас обоих на обратном пути.

Котлеты из конины осенью сорок первого — это что-нибудь да значит! Они лучше и сытнее «свиной отбивной», так чудесно изготавливаемой иными поварами.

Сейчас невозможно установить, какому фронтовому остряку принадлежит авторство в названии блюда, приготовлявшегося из картофельных очисток-«отбитых отсвиньи». Но оно хорошо запомнилось и было понятно каждому, кто хоть раз отведал это блокадное «лакомство».

Стояла сырая, холодная беззвездная ночь. Дул резкий ветер, доносил едкий дым. Раздавались одиночные редкие выстрелы. Справа за холмом разгорелось зарево. Насонов постоял на открытом поле и спустился в теплую землянку, протянул озябшие руки к огню, закрыл уставшие глаза… Уснуть бы, проснуться у себя дома, на Петроградской, и узнать, что отсутствие термосов, траншея переднего края, в которой бойцы сидят трое суток без горячей пищи, опухшие ноги и сосущий голод — всего только страшный сон…

Утро выдалось серое, дождливое. Густая мутная пелена прикрыла Верхнее Койрово. Гитлеровцы лениво бросали мины. Насонов и Александров вышли из землянки, пошли по траншеям, перебежали мостик и двинулись по целине. Через несколько десятков метров Насонов обессиленно опустился на камень возле свежей воронки — сильно стучало и болело сердце. Александров присел подле него, снял очки, близоруко осмотрелся и долго протирал стекла куском грязного бинта. Встал, длинный, тощий наклонил голову, прислушался, решительно сказал:　

— Знаешь,