Том 8. Литературная критика и публицистика - Генрих Манн

указания на человеческие права. Хотя бы в немецкой истории встречалось некое подобие индийской империи! Германский император Карл V однажды сказал, что в его владениях никогда не заходит солнце. Это происходило потому, что он был обладателем испанской короны. Только при габсбургской династии мечты о создании немецкой империи приобрели на короткий срок осязаемую форму. Образование единого немецкого государства запоздало на целые столетия. Явился Бисмарк, но его идеи не встретили должного понимания.

Единственный великий государственный деятель Германии ставил перед собой две цели: улучшить немецкие границы и воспитать в немцах самосознание. Как же обстоит дело сегодня? Германия близка к гибели, ее границы сдвигаются все уже и уже. Самосознание тех немцев, которые смеют высказывать свои мнения, далеко от духовного здоровья. Даже те, кому приходится помалкивать, склонны объяснять события «ослабленным действием комплекса неполноценности». Отсюда возникает неуемное стремление показать, кто является хозяином в мире. Это ужасающее заболевание народа, который некогда ничем не отличался от других, надо лечить только воспитанием, нравственным воспитанием, для которого нужно использовать трагические события истории: господство Гитлера, его попытка уничтожить культурный мир, его провал.

Прежде чем вынести свое суждение о виновности и невиновности немцев, мир, если это возможно, должен убедиться в том, что имеется надежда на их излечение, он должен поддержать здоровые стремления. А они, бесспорно, существуют. Достаточно вспомнить хотя бы о том, как в 1941 году, в разгар войны, немецкие епископы возвысили свой голос против нацистского господства. Нацисты чванились показным благополучием — епископы заявили, что оно прогнило насквозь; они предсказали, что Германия обречена на поражение, потому что немцы отвернулись от религии и отбросили мораль.

Немцы нуждаются в нравственном воспитании и перевоспитании. Можно предложить наказание виновных. Однако оно одно не принесет улучшения. Мы имеем только случайные сведения о преступлениях немцев. Важнее узнать, поддаются ли они перевоспитанию. После победы Объединенных Наций, на которую мы все надеемся, угнетенные народы Европы притянут своих мучителей к ответу. О другом нечего и помышлять. Надо полагать, что немецкий народ еще более сурово отомстит своим властителям. Но самое важное — это чтобы немцы учились своей истории и истории других народов. Они ничего не знают; только наглый и тупой невежда способен на совершаемые ими злодеяния. В Париже они уничтожают памятники Французской революции, в Советском Союзе они разрушают места, связанные с именами великих русских — музей Толстого, дома Чайковского и Чехова.

Самый зловещий симптом это то, что они не отступают даже перед народным гневом. Но возмущение растет, независимо оттого, читают люди плохие книги или совсем не читают. Однажды в прусской академии мы попытались создать учебник для республиканских школ. Мы хотели научить юношество почитать труд и человека, а не героические подвиги ландскнехтов. Республика, с ее устарелым распределением власти и собственности, не решилась ввести наш учебник.

Министр, социал-демократ, был настроен благожелательно, но ничего не мог поделать. Будущей Германии надо во весь голос сказать правду!

ИЗ ОТВЕТА НА МАНИФЕСТ КУЛЬТУРБУНДА{253}

ам, на родине, у моих соотечественников, иноземные солдаты, чиновники, корреспонденты, но у немцев нет еще своего правительства, нет и права выражать свою волю и заставить считаться с собой, как с некиим политическим целым. Внешняя жизнь Германии замерла. Тем знаменательнее становится ее внутренняя жизнь, тем многозначительнее, что именно приводит она в доказательство своей духовности. Весь мир настороже. Ни в театре, ни на радио немцы не являются более полновластными хозяевами. Среди иностранцев, живущих сейчас в Германии, много знатоков искусства, как, впрочем, в любом другом народе. Режиссерам придется хорошо поразмыслить, прежде чем ставить что-либо.

«Cavalleria» была первой оперой{254}, возобновленной на берлинской сцене. Ею открыли сезон из уважения к памяти недавно умершего композитора, почитаемого как автора не только этого произведения. Но разве об этом нужно было думать при выборе оперы? Немцы, как и итальянцы, любят музыку больше всех других видов искусства. Германии предстоит еще много тяжелого. Но во всяком случае от оков тирании она уже свободна. В какой опере звучит тираноборческая тема? В «Фиделио», у Бетховена{255}, а он — вершина германского духа. Гордость за того, кто всю свою жизнь воспевал свободу, решительно требовала постановки «Фиделио».

«Фиделио», конечно, поставят, и, может быть, очень скоро. Ведь Германия больше других стран нуждается в том, чтобы услышать, увидеть нечто такое, что возродит ее национальную гордость и, словно покаяние, облегчит совесть народа. «Да, мы смирились перед тираном и стали соучастниками всех его злодеяний; среди нас не нашлось благородного Флорестана, и это усугубляет нашу вину. Мы помним дни позора, когда тысячи невинных шли на каторгу, а мы, исполненные надменного злорадства, потворствовали этому, — о, если бы только этому! Вот что Бетховен называл рабством, именно это, а не справедливое низвержение деспотии со всеми его последствиями; теперь-то мы это хорошо понимаем. Познать истину, говорите вы? Она откроется нам со сцены, в звуках гениального творения».

Есть немцы, которые уже разрешают себе так думать; они должны узнать, как в той самой Америке, что разгромила их родину, артисты исполняли на немецком языке оду Шиллера — Бетховена «Радость, пламя неземное». Одно наступление сменяло другое, а в Соединенных Штатах разве только русскую музыку исполняли так же часто, как немецкую. Ежедневно, иной раз по пяти часов сряду, радиоконцерты воскрешали для слушателей славу немецкого народа. Люди, для которых всегда жило великое прошлое Германии, которые всегда преклонялись перед ним, эти люди претворят в жизнь идеи манифеста Культурбунда.

Вот лучшее лекарство для немцев, склонных к самоуничижению. Последнее незнакомо автору этих строк; не потому, что ему так легко далась эмиграция. Пусть знают его соотечественники, что это не так; но его поддерживало сознание, что он — один из тех, кто продолжает великие культурные традиции. Народ, создавший такую культуру, нельзя сбросить со счетов истории; такой народ имеет право на уважение. Разумеется, оно должно быть взаимным. И вот театральные деятели перестанут пренебрегать мировой культурой и прятать ее от взоров нуждающихся в ней людей. С этим покончено навсегда; это, как и все остальное зло, останется в памяти лишь омерзительным эпизодом. Скоро возобновятся шекспировские вечера Рейнхардта, ведь их так не хватает немецкому зрителю!

Вновь из великой страны донесется могучий голос ее духовного наставника — Толстого; и немцы совсем по-новому поймут его после потрясений последних лет. А соседняя Франция? Дружба с ней благотворна настолько же, насколько опасна вражда. Бесконечные духовные распри обеих стран — а их