История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

мушкетеров, сам отправился на разведку, рассчитывая отыскать противника и принудить его к битве; главные же силы оставались на том же месте в прежнем положении. Не успев удалиться даже на милю, Его Высочество получил достоверные сведения о приближении неприятеля, а вскоре сам увидел авангард парламентской армии — но, кажется; не очень отчетливо, ибо он решил, что враг отступает. Тогда Руперт со своими кавалеристами приблизился к неприятелю, остальной же армии велел поскорее следовать за ним. «Принц требует, чтобы вы не теряли времени!» — объявил гонец, доставивший его приказ. После чего отличная позиция была покинута, превосходный боевой порядок нарушен, и армия со всей поспешностью устремилась навстречу врагу. Когда же она прошла примерно полторы мили, обнаружилось, что вражеская кавалерия стоит на высоком холме близ Незби — с которого неприятель мог ясно видеть марширующую по открытой местности армию короля, имея при этом полную возможность и достаточно времени, чтобы построить собственные войска самым выгодным и удобным образом. От природы пылкий и нетерпеливый принц не способен был ни долго и хладнокровно наблюдать за находившимся у него в виду неприятелем, ни поверить, что тому достанет мужества выдержать его удар. В итоге армия вступила в бой, не успев развернуть пушки и выбрать подходящее место для сражения, и теперь, когда искусство ее командиров потерпело полный крах, оставалось уповать лишь на храбрость ее солдат.

Битва началась около 10 часов. Первый удар, во главе собственного эскадрона и эскадрона своего брата принца Морица, нанес принц Руперт; он атаковал с обычной своей энергией и, великолепно поддержанный другими эскадронами, сломил перед собой всякое сопротивление и овладел шестью лучшими орудиями мятежников. Лорд Астли со своей пехотой, хотя ей пришлось подниматься в гору, двинулся против пехоты Парламента, которая открыла огонь из пушек, но с перелетом. Не лучше стреляли вражеские мушкетеры, ведь пехотинцы обеих сторон смогли ясно увидеть друг друга, лишь оказавшись на расстоянии выстрела из карабина. Тогда пехота короля бросилась в атаку и, действуя, по своему обыкновению, шпагами и прикладами мушкетов, причинила неприятелю большой урон и привела его в величайшее расстройство и замешательство. Конница правого крыла и пехота имели, таким образом, успех, и наступали; на левом же фланге с не меньшей решимостью двинулись вперед пять кавалерийских отрядов сэра Мармадьюка Лангдейла. Встретил их командовавший вражеской конницей правого крыла Кромвель. Имея целых семь отрядов, притом более сильных, чем подразделения Лангдейла, он превосходил противника числом и вдобавок занимал более выгодную позицию, ведь кавалеристам короля, прежде чем они смогли бы атаковать, нужно было подняться на возвышенность. Тем не менее они попытались выполнить свой долг, насколько это им позволяли условия местности и численное преимущество врага. Однако, еще не успев добраться до вершины холма, кавалеристы Лангдейла были обойдены и атакованы с обоих флангов парламентской конницей, после чего, не выдержав столь мощного натиска, дрогнули и бежали с поля боя — быстрее и дальше, чем подобало таким людям. Четыре из неприятельских отрядов, отлично сохраняя сомкнутый строй, устремились в погоню за беглецами, чтобы помешать им привести себя в порядок и вновь соединиться (чего те, впрочем, даже не попытались сделать); остальные же обрушились на королевскую пехоту, до сих пор явно бравшую верх над парламентской; а в это время принц Руперт со своим правым крылом преследовал разбитые и расстроенные им эскадроны.

Конный резерв короля, состоявший из его собственной гвардии и с ним самим во главе, уже готовился атаковать кавалерию, преследовавшую разгромленное левое крыло, когда гвардейцами внезапно овладела столь сильная паника, что они обратились в бегство и проскакали, не останавливаясь, четверть мили. Причиной тому стало удивительнейшее происшествие, какие случаются чрезвычайно редко и могут смутить и обескуражить даже самых стойких бойцов, к числу коих относились эти, лучшие в армии Его Величества, кавалеристы. Как было сказано, король во главе собственной гвардии уже готов был ударить по врагу, когда скакавший рядом с ним граф Картворт (чьих советов, хотя этого человека никогда не подозревали в измене, король при подобных обстоятельствах не стал бы слушать) вдруг схватил под уздцы лошадь короля и, отпустив пару крепких шотландских ругательств (а он принадлежал к этой нации), воскликнул: «Вы что, хотите через мгновение погибнуть?» — и, прежде чем Его Величество сообразил, что намеревается сделать граф, повернул его лошадь в сторону. «Приказано двигаться вправо!» — тут же пронеслось по рядам. После этого маневра гвардейцы уже не могли ни атаковать неприятеля, ни помочь своим товарищам; и тогда они повернули лошадей и во весь опор помчались прочь, как если бы каждый помышлял теперь лишь о собственном спасении.

Правда, когда вдогонку им послали более мужественный приказ «Остановиться!», многие из них возвратились к королю, и все же первое роковое слово стоило ему потери большего числа бойцов. К этому времени вернулся принц Руперт с сильным отрядом кавалерии, который ранее совершил успешную атаку на правом фланге; но этих всадников, полагавших, что свое дело они уже сделали, невозможно было теперь ни вновь построить в боевой порядок, ни заставить атаковать неприятеля. Это различие в выучке и дисциплине между, с одной стороны, конницей короля, и с другой — кавалерией Ферфакса и Кромвеля (именно Ферфакса и Кромвеля, поскольку в войсках Эссекса и Уоллера ничего подобного не наблюдалось) давало о себе знать постоянно, ведь королевские эскадроны, даже если они успешно атаковали и брали верх над неприятелем, редко удавалось собрать вновь и побудить к повторной атаке (почему они и не одержали под Эджхиллом полной и решительной победы), тогда как вражеские кавалеристы, побеждали ли они или терпели поражение, быстро восстанавливали строй и в полном порядке ожидали дальнейших приказаний. Король и принц, несколько раз и с явным риском для жизни, пытались собрать свои разбитые, но еще достаточно многочисленные войска, рассеявшиеся по полю сражения, однако все их усилия оказались тщетными. В конце концов, король вынужден был покинуть поле битвы, оставив в руках Ферфакса всю свою пехоту, артиллерию и обоз, в том числе собственный кабинет, где хранились секретнейшие бумаги, а также его переписка с королевой, чем Парламент с присущей ему варварской дикостью не преминул вскорости воспользоваться и распорядился предать печати эти письма — вернее, те из них, которые, как ему казалось, могли опорочить Их Величества и усилить уже внушенное народу предубеждение против монаршей четы; зато другую часть переписки, способную очистить короля и королеву от многих клевет, на них возводимых, Палаты решили утаить.

Было бы не вполне уместно называть здесь поименно всех благородных особ, которые погибли