XX век. Уроки истории. 1900-1939 - Егор Станиславович Холмогоров

Пабло Пикассо по заказу республиканского правительства пишет пропагандистскую картину «Герника», в которой бомбардировка небольшого басконского городка (погибло около 200 человек – для сравнения республиканцы убили за войну более 30 000 только священников, единовременно в Лериде было расстреляно 270 из 410 пастырей), представала как апокалиптическая трагедия.

К несчастью Франко, восставшие в Гранаде ещё и расстреляли всемирно известного поэта Фридерико Гарсиа Лорку, которого ненавидели за левую позицию и презирали за гомосексуализм – и это преступление «имиджево» перевесило десятки тысяч жертв красных. Над всем миром разносился клич республиканцев “No pasaran!” — «Они не пройдут!».

Испанским националистам не на кого было опереться в мире, кроме ультраправых и фашистских режимов в Португалии, Италии и Германии. Гитлер на тот момент, конечно, ещё был вполне «рукопожатен» в Европе, но оказаться на одной с ним стороне – всё-таки создавало «репутацию».

Франко в этих обстоятельствах удалось сыграть в настоящего «колобка». Он лавировал между фашистами-фалангистами, монархистами и просто военными националистами в рядах своих соратников. Его ударным отрядом стали карлисты — крайние традиционалисты, католики и монархисты. Самыми боеспособными частями франкистов были «рекете», своего рода новые крестоносцы с их дисциплиной, высоким моральным духом и самопожертвованием. В ряды рекете охотно вливались, кстати, и русские эмигранты-монархисты, увидевшие в гражданской войне в Испании ещё один шанс сразиться против большевиков.

Франко привлекал немцев и итальянцев и при этом старался быть респектабельным, добиваясь признания своего правительства (тут ему очень помог Ватикан, повлиявший на католические страны Европы). Генерал отстроил дисциплинированные вооруженные силы.

Наконец и в пропаганде франкистам удалось найти своё лицо. Если республиканцы упирали на прогрессивный гуманизм (своеобразно сочетавшийся с антицерковным террором), то националисты объявили свою войну крестовым походом в защиту христианской цивилизации и делали упор на рыцарскую отвагу.

Настоящей легендой стала оборона крепости Алькасар в июле-сентябре 1936 года. Командовавшему обороной полковнику Москардо позвонил командир республиканцев и передал трубку пленному сыну полковника: «“Что там происходит, мой мальчик”. — “Ничего особенного. Они говорят, что расстреляют меня, если Алькасар не сдастся”. — “Если это правда, то вручи свою душу Богу, крикни: ‘Да здравствует Испания!’ и умри как герой”». Сын Москардо был расстрелян, Алькасар устоял, а Москардо стал одним из главных героев франкистской Испании и всех европейских правых.

По совести, больше всего Франко помогли сами республиканцы, особенно испанские коммунисты. В республиканских тылах зверствовали сотрудники советского НКВД, причём боролись они не столько с франкистами, сколько с несталинскими коммунистами – анархистами и троцкистами (а таковых, особенно среди интербригадовцев, было большинство). В Каталонии началась настоящая «гражданская война внутри гражданской войны», которую развязали коммунисты против троцкистов из партии ПОУМ. Лидера троцкистов Андреаса Нина, ранее обещавшего «отменить священников», похитили сотрудники НКВД во главе с резидентом Орловым (вскоре он сбежит в США) и знаменитым советским разведчиком Григулевичем и попросту убили…

При этом Сталин в отношении Испании был достаточно прагматичен: весь испанский золотой запас вывезли в СССР в обеспечение поставок советского вооружения. Республиканцы на это пошли, а вот Франко категорически отказался подписать план, передававший немцам испанскую горную промышленность.

Постепенно страна приходила к выводу, что если победит Франко, то не поздоровится в основном фанатикам-убийцам, а если победят левые, то страна утонет в крови. Всё большее число людей присоединялось к «пятой колонне». Это выражение, любимое современными публицистами, приписывалось генералу Эмилио Моле, который, говоря о наступлении националистов на Мадрид, сказал, что наряду с четырьмя армейскими колоннами его встретит в городе пятая – из тех, кто устал от коммунистов и леваков. Выражение появилось по аналогии с «пятым полком», сформированным в Мадриде как раз из коммунистов и предназначенным для террора против врагов левых.

После выигранной франкистами битвы при Теруэле зимой 1937—1938 годов республика за год скукожилась и рухнула. В марте 1939-го Франко провел в Мадриде, в который вступил без боя, помпезный парад под лозунгом “Hemos pasado!” («Мы прошли»).

И немедленно начал дрейф всё дальше от недавних союзников фашистов к национал-католическому авторитарному режиму. Фашистскую «Фалангу» слили в одну партию с карлистами и католиками. Во Второй мировой войне Испания держала вежливый нейтралитет – Франко отказался захватить у англичан Гибралтар, сославшись на то, что страна устала от гражданской войны и вообще немцам выгодней мирная Испания, поставляющая им вольфрам.

Даже посылка в Россию «Голубой дивизии», укомплектованной испанскими добровольцами, использована была Франко прежде всего для того, чтобы избавиться от наиболее пронацистски настроенной публики. Трудно, конечно, подобрать оправдания тому, что эта публика появилась под Ленинградом, куда их никто не звал, но, справедливости ради, у испанцев, единственных из сражавшихся на стороне вермахта, были мотивы – советские танкисты и летчики (а заодно ещё и чекисты) пришли на их землю первыми, насвистывая старую песенку про «Гренаду».

Современная испанская пресса пытается трактовать «Голубую дивизию» как «добрых оккупантов», в отличие от злых немцев или зверствовавших венгров и румын, в частности упирают на то, что только один испанец, некий Антонио Баско, был официально признан военным преступником за убийства партизан и мирных жителей. Но в условиях оккупации такая «доброта» понятие относительное. Вот как вспоминал «голубых» новгородский мальчик, прошедший войну: «Однажды, вернувшись из очередного похода, я узнал, что в деревне расположилась испанская часть. В нашем доме испанцы устроили кухню. Мы с хозяйским сыном (обоим было нам лет по 13) спали вместе на печке, а прямо перед нами на полке лежала колбаса. Мы не удержались и ночью съели эту колбасу. Утром нас босиком, в одних рубашках вывели во двор и поставили к сараю — расстреливать. Выбежала бабушка и хозяйка, бросилась перед солдатами на колени, умоляя пощадить. Нас помиловали, но сильно избили. Когда испанцы уходили из деревни, меня забрали с собой для работы на кухне, а через месяц сдали в волосовский лагерь военнопленных».

Всё, что можно сказать в защиту этих оккупантов «доброго», сводится к тому, что методов испанской гражданской войны они с собой в Новгородскую область всё-таки не привезли и вели себя с местными жителями не так, как четырьмя годами ранее вели себя с коммунистами, а коммунисты поступали с ними.

Так или иначе, для Франко «Голубая дивизия» была прежде всего способом утилизации радикалов, сам он твердо решил связать Испанию с западными странами и не прогадал. Послевоенная Испания была принята в западный блок на равных, американцев вполне устраивало, что стране не грозит стать коммунистической. Большинство испанцев это тоже вполне устраивало – с