Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Да! Это был не единственный раз, когда я с Воробьевым попадал в трудную обстановку, – снова заговорил генерал Левандовский. – Будучи уже здесь, на Кавказском фронте, я с моей первой Сибирской казачьей бригадой стоял в Ардагане. Получил телеграмму немедленно ехать в Тифлис в штаб фронта, чтобы получить там важную боевую задачу. И вот мой Воробьев мчит меня по проселочным дорогам, чтобы попасть на ближайшую станцию на поезд. Недалеко от Александрополя, около шоссе, спокойно паслось большое стадо буйволов… Мы не обратили на него никакого внимания. Но как только шум мотора дошел до их слуха, они повернули головы в нашу сторону… А в следующее мгновение все стадо бешенным галопом мчалось наперерез нашему пути. Шофер прибавил ходу. Буйволы тоже… Казалось, столкновение с мчавшимся стадом неизбежно. А результат этого столкновения мог быть только один – от нас не останется и щепы!! Разъяренные животные разнесут нас в клочья, так что от автомобиля и от нас и мокрого места не останется!.. Я никогда не подозревал, что такие тяжелые животные могут бегать так быстро! Хотел стрелять. Но что можно сделать револьвером! «Воробьев, газу!! Нажми на газ!! Скорее!» – кричу я и уже вижу огромные рога и налитые кровью глаза… Чувствую тяжелое их дыхание… Но миг – какой долгий миг!.. И стадо осталось позади. Я оглянулся и увидел только облако пыли… Только теперь я заметил, что мы совершенно незаметно свернули на какую-то другую проселочную дорогу и не могли уже попасть на поезд. Поэтому мы прямо поехали на автомобиле в Тифлис. А теперь, сами посудите, как же Воробьев может ездить «шагом» по городским улицам, когда он привык мчаться по проселочным дорогам… И могу ли я осуждать его за это?! – закончил генерал в оправдание своего шофера.

В городе съезд солдатских депутатов, которые ходят с красными бантами на груди. Кроме этих «депутатов», повсюду бродят толпы других, просто самовольно ушедших из полков, солдат. Эти выглядят похуже «депутатов» – грязные, небрежно, кое-как одетые, небритые и немытые. У многих через плечо на ремне или веревке перекинуто ружье. Стоят перед витринами больших магазинов и подолгу смотрят на дорогие выставленные в окнах вещи и, отвернувшись, сплевывают в сторону сквозь зубы или отпускают ругательства по неизвестному адресу.

* * *

Доставать съедобное с каждым днем становится все труднее и труднее. В вольной продаже почти нет ни хлеба, ни сахара; да и другие продукты без карточки нельзя достать. Нет даже керосина, хотя Баку рядом. Получила хлебную карточку. Но для этого приходится долго стоять в очереди. А хлеб по ней дают такой, что на другой же день он заплесневел. Моя комнатная хозяйка дала мне несколько картофелин и научила, как их варить на пару, чтобы не пропало ничего… В комнате нет электричества и нет керосина. Есть у меня керосинка, на которой я варю чай, а если достану, то и кофе. Но эту роскошь я добываю очень редко. Разве кто из знакомых даст немного, а купить нельзя совсем. Сахару выдают один фунт на месяц. В прошлый раз дали вместо сахара монпансье… Какой уж тут кофе с монпансье? Даже и чай неприятно пить с душистыми конфетами, особенно закусывая его черным, смешанным с соломой, хлебом…

Приближается Рождество. А у меня ничего нет! И достать что-нибудь – не знаю, где и как?! Моя комнатная хозяйка приходит из школы, каждый день несет полные руки пакетов, а ее ученики приносят ей целые бидоны керосина… А она все трясется и сидит вечером с маленькой лампочкой. Как-то у меня совсем не было керосина, и я сидела в полной темноте. Она видела это, но так боялась, что я попрошу его у ней, что потушила свою лампу, пришла ко мне и, гримасничая, сказала:

– Вот ведь как случилось! Ни у вас, ни у меня нет керосина!..

Совершенно неожиданно зашел ко мне Митя Трухин и пригласил ужинать в «Ориент». Это лучшая гостиница в Тифлисе. Я очень обрадовалась, оделась соответственным образом, и мы пошли. На улице почти полная темнота. И в ресторане тоже. Лакей осторожно провел нас к столику и усадил. Потом принес свечу, но пока не зажигал ее.

– Что будете кушать? Мы карточки не имеем, да и блюд у нас теперь не много: есть рыба, фазан, барашек. На десерт – компот из фруктов, – старый лакей был смущен и чувствовал себя виноватым… Мы выбрали что-то, и он ушел.

Митя тоже стал извиняться:

– Какой скандал! Ничего нет! Если бы я знал это, не стал бы и звать вас!..

Настроение у нас было совсем не ресторанное, не веселое. Мы сидели в почти темном зале, и разговор не вязался… Это ведь в Тифлисе самый лучший ресторан. В других, верно, совсем ничего нет! Когда лакей подал еду и зажег свечу, стало как-то лучше…

– А вы, Тина Дмитриевна, все такая же. Нисколько не изменились за это время, что я вас не видел! Но все окружающее изменилось, развалилось и идет к полной гибели… На что уж наши забайкальские казачишки – и тех сумели развратить в самый короткий срок. Они тоже своих депутатов послали сюда в Тифлис, а потом решили, что этого мало, и стали избивать офицерство. А между прочим, знаете ли вы, что есаул Крутецкий и князь бежали в Турцию, как только началось брожение в полку?

– А что вы, Митя, думаете делать?

– Пока сам не знаю еще. Вот приехал сюда. Пока жив. А что будет дальше – неизвестно. Дом далеко – пешком не дойдешь.

После ужина мы хотели пройтись. Но улицы почти темные, а толпы солдат на них опасны… Я поблагодарила Митю за все, и мы попрощались около моих ворот. Просила его заходить ко мне. Ведь послезавтра Рождество! Он обещал… Но я его больше никогда уже не видела.

Этот Верхнеудинский полк пошел из Тифлиса в Сибирь походным порядком. Но где-то по дороге захватили поезд и доехали до Царицына. А там опять шли некоторое время. Потом опять захватили другой поезд и погрузились. Казаки устроили митинг, на котором решили офицеров своих не брать с собой. Они их раздели, разули и выкинули из поезда… Уже весной я получила открытку от Мити: «Никогда я не подозревал, что наши казаки могут быть грабителями и убийцами! Когда мы, офицеры, нашли достаточный состав теплушек на одной из станций и погрузились, тогда началась расправа с нами… Мы, все офицеры, сидели в одной