Некрополи Петербурга: Адамовы головы, холерные кладбища и Гром-камень - Маргарита Николаева

за то и подле церкви погребались холерные, хотя и секретно. <…> Стали обращаться с просьбами [о проведении треб. — Прим. авт.] к священникам Смоленско-кладбищенской церкви, но у них не было приказания ходить на холерное кладбище, и потому они сочли за лучшее оставаться дома. Только когда прошло первое впечатление, священник Иоанн Гуляев с причетником Степаном Евсеевым отправились на холерное кладбище и там нашли столько треб, что решились поставить палатку и жить пока окончится холера, изредка только наведываясь домой…»[99] Опатович отмечает, что священники неплохо заработали на холерных требах — по слухам, в неделю они получали 400 рублей (около 400 тысяч рублей на современные деньги). Так что не для всех холера оказалась трагическим событием.

Все холерные кладбища после спада эпидемии оказались либо закрыты (как в случае с Колтовским кладбищем и Куликовым полем), либо использованы для других захоронений (на Волковом, например, стали хоронить самоубийц, а после — умерших в госпиталях), либо присоединены к кладбищу и закрыты позднее (в случае со Смоленским и Малой Охтой), и только холерное кладбище за Балтийским вокзалом спустя некоторое время стало самостоятельным городским кладбищем. После постройки на нем церкви Святителя Митрофана Воронежского в 1835 году кладбище стало называться Митрофаньевским. Впоследствии на кладбище было построено еще два храма, часовня и богадельня. Территория некрополя несколько раз расширялась, и к началу XX века Митрофаньевское кладбище стало одним из крупнейших в Петербурге.

Хоронили на кладбище преимущественно небогатых людей, хотя и дорогие разряды в некрополе тоже были — рядом с церковью. Правда, нередко землю под дешевые или бесплатные разряды увеличивали за счет уменьшения территории дорогих — видимо, особым спросом они не пользовались.

Первыми захороненными на Митрофаньевском кладбище, как уже отмечалось, оказались умершие от холеры жители Петербурга, и среди них были не только бедняки: от холеры умирали и богатые, и знатные люди. В числе таких на Митрофаньевском были погребены, например, польская пианистка М. Шимановская, адмирал В. М. Головнин и др.

Рядом с Митрофаньевским находилось еще одно кладбище — Громовское старообрядческое. Оно принадлежало старообрядцам-поповцам Белокриницкого согласия и было открыто в 1830-е годы. Свое название кладбище получило по фамилии купцов Сергея и Федула Громовых, богатых лесопромышленников и авторитетных старообрядцев.

В 1846 году в селе Белая Криница (в XIX веке — территория Австрии, сейчас — Украины) были рукоположены первые старообрядческие священники. После этого старообрядческая иерархия получила название Белокриницкой, и ее центром стало Рогожское кладбище в Москве. Громовское же кладбище было старообрядческим поповским центром для северо-запада Российской империи.

Старообрядцам поповского согласия, в отличие от беспоповцев, были необходимы священники и места для проведения служб (часовни, церкви), поэтому репрессии против старообрядцев, вспыхнувшие в 1840-е годы, особенно болезненно отразились именно на поповцах. Была закрыта моленная (домовая церковь), принадлежащая старообрядцам несколько десятков лет, и община направила ходатайство о постройке новой моленной на Громовском кладбище. Удивительно, но старообрядцам разрешили постройку церкви — возможно, надеясь, что «…удовлетворение этого ходатайства должно успокоить умы многочисленного раскольнического населения в России, принадлежащего к поповскому согласию, а вместе с тем и дать правительству возможность подготовить… скорое примирение старообрядцев с православной церковью»[100].

Вскоре кладбище стало центром петербургских поповцев. Рядом были построены два дома, в которых располагались богадельни и квартиры служителей кладбища. В 1860-е территория некрополя была расширена, а в 1912 году взамен деревянной церкви на Громовском кладбище был заложен каменный Покровский храм, строительство которого велось по проекту московского архитектора Н. Г. Мартьянова до 1915 года.

Как и на других старообрядческих петербургских кладбищах, на Громовском можно было увидеть восьмиконечные кресты, гранитные каплички, саркофаги и каменные склепы, декорированные плиткой и облицовочным кирпичом. Сбоку от входа в некрополь был небольшой пруд, по церковным праздникам использовавшийся для водосвятия — молебна, при котором происходит освящение воды.

Не только в холерный период кладбища XVIII века открывались вновь. В 1841 году было открыто Богословское кладбище, правда, от прежнего кладбища осталось только название. Новое Богословское кладбище было открыто несколько севернее прежнего, «…в месте незаселенном, примерно в четырех верстах от ближайших Сампсониевской и Спасо-Бочаринской церквей»[101]. Долгое время на кладбище была только часовня, лишь в 1916 году там освятили деревянную церковь Св. Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова.

На Богословском кладбище хоронили небогатых жителей Выборгской стороны, отдельные участки были для умерших в военных госпиталях, а также скончавшихся в Пантелеймоновской больнице для душевнобольных. Из-за отсутствия кладбищенской церкви должного присмотра за кладбищем не было, управление кладбищем велось, по жалобам того времени, непрозрачно. Все эти проблемы сопутствовали кладбищу до конца XIX века, сохранились они и в начале XX века.

Новые кладбища появлялись и на юге Петербурга. В 1843 году рядом с Волковским магометанским кладбищем было открыто отдельное персидское кладбище — персы, принадлежащие к шиитской ветви ислама, не могли допустить погребения своих близких на Татарском кладбище, где погребали суннитов. Наличие персидского кладбища в северном городе может удивить, однако связи персов с Петербургом установились еще в начале XVIII века: персидское посольство было первым прибывшим в Петербург иностранным посольством. Позднее в город несколько раз приводили настоящих слонов — это были своеобразные подарки персидского шаха, вызывавшие в столице изумление и переполох (слоны не всегда подчинялись погонщикам). Петербургская персидская община была небольшой, ее представители нередко занимались торговлей.

Еще одним открытым в 1840-е годы иноверческим кладбищем стало лютеранское кладбище, расположенное севернее Митрофаньевского. Иноверческие некрополи обычно открывались по просьбе религиозной общины, и это кладбище не стало исключением: оно было открыто в 1845 году по просьбе финской церкви Св. Марии. В ходатайстве пастор писал, что для финнов не существует бесплатных разрядов для погребения на уже действующих иноверческих кладбищах (Смоленском, Волковском и пригородном Тентелевском), что довольно затруднительно для бедных прихожан. Спустя некоторые время на этом же кладбище стали хоронить и шведов, прихожан церкви Св. Екатерины.

Новодевичий монастырь и кладбище в Санкт-Петербурге, начало XX века.

Российская национальная библиотека

Кладбища, о которых мы упоминали выше, были предназначены для всех жителей Петербурга вне зависимости от их достатка: на большинстве кладбищ были и дешевые, и бесплатные разряды. Таких разрядов не было только в Александро-Невской лавре и в открытом в 1849 году кладбище при Воскресенском Новодевичьем монастыре. Хотя история монастыря отсчитывается с середины XVIII века, земля под его строительство на Царскосельской дороге (сейчас — Московский проспект) была отведена только в 1848 году. Год