Былины - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

Этот собака ли царь Калина

Прочитал он грамоту й посыльнюю

От того ль от князя й от Владимира,

А даёт он ему строку поры-времени,

Не на мало поры-времени – на три году,

На три году й на три месяца —

Приочистить улички стрелецкие,

Все широки дворы княженецкие,

А наставить хмельных напиточек,

Чтобы бочечка о бочечку й частёхонько,

А частёхонько были, близёхонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Калине

Со своима й войсками со великима.

Да й прошло тут времечки по год поры,

Да й прошло тут времени по два году,

Да й прошло тут времени по три году,

Ведь по три году й по три месяца.

Тут докладуют ко князю ко Владимиру:

«Ты Владимир-князь да й стольне-киевский!

Ты сидишь во тереме златом верхи,

А ты ешь да пьёшь да й прохлаждаешься,

Над собой невзгодушки не ведаешь.

А ведь твой-то славный стольний Киев-град

В полону стоит да й под обидою, —

Обошла его литва поганая

А того ль собаки царя Калины,

Он хочет чёрных мужичков твоих повырубить,

Хочет Божья церквы все на дым спустить,

А тебя, князя´ Владимира, в полон-то взять

Со Опраксией да королевичной,

А в полон-то взять да й голову´ срубить».

Прикручинился Владимир, припечалился,

Он ходил по горенке столовоей,

Да й погуливал о столики дубовые,

Да й ронил Владимир горючи´ слезы,

Говорил Владимир таковы слова:

«А я глупость сделал, князь да стольне-киевский, —

Засадил дуродня й добра молодца,

Старого казака Илью Муромца

А на тыя погребы глубокие,

А на тыи ледники холодные,

А за тыя ль решётки за железные,

Не на мало поры-времени – на три году,

На три году й на три месяца.

А который бы дуродний добрый молодец

Постоять бы мог за веру й за отечество,

Сохранить бы мог наш Киев-град,

А сберечь бы мог он церквы Божие,

Да й сберечь бы мог меня, князя´ Владимира».

Тут у славного у князя й у Владимира

А любима й была дочь одинакая,

Говорит она да й таковы слова:

«Ай же батюшка да й ты Владимир-князь!

А прости-ка ты й меня в вины великоей,

А я сделала ключи поддельные,

Положила людей потаенныих

На тыи погребы глубокие,

Да й снесли-та й ествушки сахарние,

Да й снесли-та й питьвица медвяные,

Да й перинушки, подушечки пуховые,

Одеялушки снесли да й теплые,

А сапоженки на ноженки сафьянные,

На себя снесли да й кунью шубоньку,

А шапку на головушку й соболиную

А тому ль дуродню добру молодцу,

Старому казаку Илье Муромцу.

Он есть жив бога´тырь святорусскии,

В полону сидит да й под обидою,

Он не старится, да й лучше ставится».

Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,

А берёт Владимир золоты ключи,

Да идёт на погребы й глубокие,

Отмыкает погребы глубокие,

Усмотрел он дуродня добра молодца,

Старого казака Илью Муромца:

На себе у него да й кунья шубонька,

А сапоженьки на ноженьках сафьянные,

На головке шапка соболиная,

Да й перинушки, подушечки пуховые,

А одьялышки да й ещё тёплые,

Перед ним стоит ествушка сахарнии,

Перед ним стоит питьвицо медвяныи,

В полону сидит богатырь святорусскии,

Он не старится, да й лучше ставится.

Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,

Он берёт ёго й за ручушки за белые,

Да й за перстни брал да й за злаченые,

Целовал во уста да й во сахарние,

Да й повёл его в палату белокаменну.

Приводил его в палату белокаменну,

Да й во горенку он во столовую,

Да й садил за столики дубовые,

За тыи за скамеечки окольние,

Да й кормил его ествушкой сахарноей,

Да й поил его питьвицем медвяныим.

Говорит Владимир таковы слова:

«Ай же старый казак ты Илья Муромец!

Ты прости меня в вины великоей,

На меня ты, князя, ведь не гневайся,

А постой-ка ты за веру й за отечество,

Да й за тот за славный стольний Киев-град,

Да й за тыя ль за церквы да й за Божие,

За меня, за князя за Владимира.

Наш ведь Киев-град да й в полону стоит,

В полону стоит да й под обидою —

Обошла ведь его литва поганая

А того ль собаки царя Калины,

Хочет чёрных мужичков он всех повырубить,

Хочет Божьие церквы все на дым спустить,

А меня, князя Владимира, в полон возьмёт

Со Опраксией да й королевичной».

Так тут старый казак да Илья Муромец

Он поел тут ествушок сахарниих,

Да й попил тут питьвицов медвяныих,

Выходил за столиков дубовыих,

Да й за тых скамеечек окольныих,

Выходил на славный на широкий двор,

Да й на тот на славный стольне-Киев-град,

Он ходил-гулял по городу по Киеву,

Цельный день гулял с утра й до вечера,

Заходил в свою палату й белокаменну,

Да й во тую ль горенку столовую,

Он садился к столику дубовому,

А за тыи скамеечки окольные,

Он поел тут ествушки сахарноей,

Да й попил он питьвицов медвяныих,

Спать ложился й на кроваточку тесовую,

Да й на тую ль на перинушку пуховую.

А поутрушку вставал ранёшенько,

Умывался он да добелёшенька,

Одевался он да й хорошохонько,

Он одел одёжу драгоценную,

А снарядную одёжицу опальную,

Манишечки-рубашечки шелко´вые.

Да й берёт свой ту´гой лук разрывчатой,

А набрал он много стрелочек калёныих,

А берёт свою он саблю вострую,

Своё вострое копьё да й муржамецкое,

Выходил молодец тут на широкий двор,

Заходил он в конюшню во стоялую,

А берёт тут молодец добра коня,

А берёт