Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

поверхностной, так и научные сочинения без чувства аудитории не заслуживают внимания. “Увы, – писал [в «Теперь и прежде»] Томас Карлейль, частый герой Шамы, – какие горы мертвого пепла, обломков и обгорелых костей усердный педантизм выкапывает из прошлого времени и называет это историей”. Такова точка зрения Шамы.

В 2018 году канал BBC Two показал девятисерийный фильм, с умыслом названный “Цивилизации”, чтобы подчеркнуть широту его замысла по сравнению с сериалом Кларка “Цивилизация” (1969). Шама снялся в пяти сериях, а остальные четыре разделили между собой Мэри Бирд и Дэвид Олусога, сорокавосьмилетний специалист по истории военного дела, межрасовых отношений и рабства. Сериал привлек множество зрителей. Звучала и критика. В фильме Бирд рассказала аудитории о юноше, который несколько тысяч лет назад будто бы изверг семя на статую обнаженной Афродиты, и театрально назвала произошедшее “изнасилованием”: “Не забывайте: Афродита не давала на это согласия”. Английский сатирик Крейг Браун спародировал Мэри Бирд в Private Eye (“Мэри Бирд. Разоблаченный Юлий Цезарь”[1310]):

Мэри. Это самый известный – и самый печально известный! – из всех древних римлян. Столь же известный в свое время, как Бейонсе…

(Смена кадра. Бейонсе.)

…или Пош или Бекс…

(Смена кадра. Дэвид и Виктория Бекхэм.)

…в наши дни. Когда зучит его имя, на ум приходят власть, победа…

(Смена кадра. Инаугурация Дональда Трампа.)

…и предательство!

(Смена кадра. Майкл Гоув за спиной Бориса Джонсона.)

Да, Юлий Цезарь невообразимо изменил свой мир – и оставил большущий след…

(Смена кадра. Большое грязное пятно на стене жилого комплекса.)

…на нашем!

И так далее – в трех уморительных колонках. И это не только о штучках Бирд: Шама в сериале об Англии называет Эдуарда I “молотом скоттов” – в кадре мы видим удар молота по наковальне, – потом нам говорят, что у него было прозвище Леопард – следует кадр с мчащимся леопардом. Но Бирд пришлось столкнуться со шквалом негативных комментариев, на которые она столь же энергично отвечала.

За несколько лет до показа “Цивилизаций” три крупных английских ученых высказались об истории и историках на телевидении. Кит Томас говорил о вреде, причиняемом “добросовестной” науке “эффектными” учеными. Ричард Эванс, заслуженный профессор истории в Кембридже, писал: “Когда историки… появляются в [программе] Question Time, ведут ток-шоу, колонки в газетах, они становятся настоящими знаменитостями; и, как выясняют некоторые из них, делают это на свою беду”[1311]. Третий, Тони Джадт, в 1987 году профессор истории Нью-Йоркского университета, осудил “возвышение фальшивой валюты «популярной» болтовни; в исторической науке примером этого является взлет «телепрофессоров», привлекательность которых заключается именно в их претензии привлечь массовую аудиторию тогда, когда его коллеги-ученые утратили интерес к общению”[1312]. Именно этим навыком, по убеждению Шамы, должны овладеть историки.

Что могло пойти не так? Николас Хайтнер, поставивший пьесу Алана Беннета “Любители истории” (History Boys) в театре и в кино, выразился кратко: “Между умом блистательным и пустым – тонкая грань”[1313]. Беннет суров к историкам, появляющимся на ТВ. Он и сам начинал как историк-медиевист. Беннет получил место в Оксфорде, писал диссертацию о финансах в правление Ричарда II и остался в университете, однако не стал ни хорошим, ни популярным преподавателем и с облегчением присоединился к Джонатану Миллеру, Питеру Куку и Дадли Муру, чтобы ставить “За гранью” (Beyond the Fringe), популярный сатирический обзор 1960‐х годов.

С тех пор Беннет написал более тридцати пьес и телесценариев, но в “Любителях истории”, поставленных в 2004 году лондонским Национальным театром, он был первым, кто вплотную занялся вопросом, как следует преподавать историю. Действие происходит на севере в старшей школе, очень похожей на ту, в которой учился Беннет. В центре внимания Гектор (сначала пьеса History Boys называлась Hector’s Boys), пожилой учитель, который верит в ценность знания как такового и ведет уроки в провокативном и творческом стиле. Он оказывается оттеснен энергичным замещающим учителем. Этот слишком умный молодой человек, Ирвин, объясняет ученикам: “Необщепринятое понимание – как раз верное. У каждой проблемы есть парадный и черный вход. Заходите с черного хода, а лучше бокового”[1314]. Он рассказывает, как это сделать: отвергнуть общепринятые исторические утверждения. Утверждать, что те, кого действительно застало врасплох нападение на Перл-Харбор, были японцы, а настоящим виновником был президент Рузвельт. Возбудить интерес, который важнее истины. “История в наши дни – не вопрос уверенности. Это спектакль. Это развлечение. И если это пока не так, сделайте так”.

К финалу пьесы Ирвин непринужденно переходит в телеведущие документальных фильмов. Во время экскурсии в средневековое аббатство Риво в северном Йоркшире он так оправдывает свою роль: “Наша вера проще. Там, где они почитали святость, мы почитаем знаменитость; они почитали напряженную набожность, мы – смиренную древность. В нашем катехизисе старое хорошо, но лучше всего древность, предпочтительно археологическая, ибо тут история ближе всего сходится с шопингом”.

Говоря о своей деятельности, он не чужд самокритики, но самоутверждается в таком разговоре:

Ирвин. Показуха, конечно, но в этом нет ничего нового.

Мужчина (один из его прежних учеников, уже взрослый, который наблюдал за съемками). Забыл, что значит “показушный”.

Ирвин. Привлекающий внимание, мишурный; фальшивый.

Мужчина. Но вы были хорошим учителем.

Ирвин. Показушные часто таковы… особенно на телевидении[1315].

Ирвин, как мы теперь знаем, списан главным образом с ученого, писателя и теледеятеля Ниала Фергюсона, и аргументы о Первой мировой войне, которыми Ирвин восхищается как креативно-контринтуитивными (идеальное сочетание для получения стипендии в Оксбридже) – что на Великобритании вина лежит в той же мере, что и на Германии, а солдаты получали удовольствие от бойни в окопах, – взяты из книги Фергюсона “Горечь войны” (1998), даже буквально повторяют его пассажи. Друг сказал Фергюсону: “Ты должен чувствовать себя польщенным – с помощью твоих методов Ирвин помогает всем своим парням попасть в Оксбридж!”

Ирвин не шотландец, тогда как Фергюсон учился в Академии Глазго, его отец был врачом, а мать – физиком, он получил стипендию для изучения истории в Магдаленском колледже Оксфорда и окончил его “неизменно первым”. В юности он с восторгом смотрел телелекции Тейлора, и работа Тейлора о Первой мировой войне была его любимой. В Оксфорде Фергюсон превратился в воинствующего сторонника Тэтчер, сильно выпивал в компаниях и с удовольствием издевался над всеми левыми. В наставники он выбрал Нормана Стоуна – шотландца, выпускника Академии Глазго и одного из ближайших советников Тэтчер. Оба разделяли тейлоровскую страсть к иконоборчеству и всеобщему вниманию.