250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

► Пустовойтенко сообщил сегодня начальникам штабов фронтов содержание двух телеграмм Беляева от 10 и 11 февраля и прибавил: «Начальник штаба Верховного главнокомандующего признал необходимым воспретить опубликование этих речей, а также перепечаток соответствующих стенографических очерков (I)[67] и на театре военных действий».

13-е, суббота

Плеве прислал громадную бумагу о надеждах немцев с весны на Финляндию и Швецию, о том, что в Финляндии по берегу Финского залива заготовляются продукты в пунктах, которые прежде всего будут заняты немцами; что в Германии создано правильное обучение военному делу молодых финнов; что, словом, Финляндия ведет совершенно определенную подготовку к восстанию и присоединению к Швеции в момент вступления ее в число наших открытых врагов. Плеве уже сообщил об этом гражданским властям и просит принять меры к вывозу продуктов из Финляндии и против ввоза в нее из России, а также по надзору за населением путем жандармов и агентов.

Начальник штаба написал сегодня об этом председателю Совета министров, прося принятия решительных и согласованных предупредительных мер.

► При раскладке бумаг по делам натолкнулся на телеграмму Ассановича начальнику разведывательного отделения штаба Северного фронта полковнику Павлу Федоровичу Рябикову, посланную в Псков 6 февраля: «В должности переводчика состоит, штабс-капитан, в распоряжении полковника Носкова по делу печати». Слова, подчеркнутые в отпуске телеграммы, зачеркнуты. Очевидно, это обо мне. Когда я спросил Ассановича, что это значит, он, вспыхнув, сказал, что это не обо мне, и, взяв телеграмму, разорвал ее… Чую что-то недоброе, надо беречься. Однако история ждет нелицеприятного свидетеля и документов, которые, уверен, будут уничтожены…

► Сегодня получил от Ассановича для исполнения такую бумагу, написанную начальником штаба 12 февраля: «От пленных (якобы) уроженцев Саратовской губ. на родине получаются письма, что в немецком плену им живется очень хорошо.

Нужно сообщить об этом сенатору Кривцову. Нельзя ли начать распространение брошюр в народе.

Обратиться к печати с просьбой помочь народу раскрыть правду и вести борьбу с провокацией. Чем дешевле нумера газет, тем полезнее помещать в них статьи.

Просить председателя Думы, не сочтет ли он возможным помочь путем думских речей разрушить хитро плетенную паутину лжи для уловления наших дураков.

Написать обер-прокурору Святейшего синода. Дело духовенства горячими проповедями говорить об этом: о позоре и грехе плена, о лжи, распускаемой немцами, сказать истинное слово. Ген. Алексеев».

► Со вчерашнего дня офицеры не Генерального штаба нашего управления стали приглашаться к высочайшему столу. Скоро и до меня очередь дойдет.

► Со вчерашнего же дня вступили в силу новые правила о нашем офицерском собрании. Наблюдающим назначен полковник Барсов, помощником штабс-капитан Т.Г. Семилетов. Посторонние штабу лица могут быть приглашаемы в собрание только из числа тех, кто приехал сюда по делам службы, и то с предварительного разрешения наблюдающего. Поэтому вчера я на законном основании не мог ввести сюда на завтрак Сытина, как он ни просился, и направил его в общественное собрание. Это правильно, а то бывает такой народ, которому здесь совсем не место.

14-е, воскресенье

Сегодня в 10 ч утра Сытин представлялся царю. Он принял его в кабинете стоя – так они и простояли посредине комнаты, весь прием был минут пятнадцать. Царь сказал, что знает его деятельность, издания и «Русское слово» и надеется, что он и впредь будет работать «на пользу Бога, царя и отечества». Сытин отвечал, что обыкновенно говорится в подобных случаях, но прибавил, что рад услышать, что государь вполне сочувствует просвещению, – Витте говорил ему иное: «Образование мы терпим, но не сочувствуем ему». «Странно», – ответил царь. Сытин еще прибавил, что нельзя согласиться с желанием некоторых излагать духовные книги для народа на славянском языке потому только, что этот язык создает благолепие. Надо создавать благоразумное понимание веры, а благолепие – ее придаток. Царь согласился с этим, как и с тем, что нельзя гнать из школы Льва Толстого, надо только уметь выбрать из него отрывки.

Сытин был в сюртуке. Воейков рекомендовал ему достать все-таки фрак, но хитрая лиса не хотел очень «интеллигентиться». Воейков пожурил его за нападки на «Куваку», но сказал, что вся эпопея нападок дала ему только плюс – именно после похода печати он выгодно составил акционерное общество, так что даже благодарен нашей прессе. Перед аудиенцией скороход просил Сытина «говорить царю побольше правды, а то ему только все красивую ложь преподносят да унижаются», просил держаться проще, не так ломаться и приплясывать, как делают другие… Оригинальный субъект.

Любопытно, что сдержанный тон больших газет, особенно же «Русского слова» с его 600 000 подписчиками, зависит от боязни, что власть ударит по ним бумажным голодом – негласно прикажет задерживать доставку бумаги из Финляндии… «Русское слово» очень осмотрительно ведет свою линию.

Сытин хотел издавать «Летопись» приложением к газете, но этому воспротивилась редакция «Русского слова», особенно Дорошевич и Благов, боясь, что газета должна будет полеветь. Теперь он потеряет на «Летописи» 50 000 р. и жалеет, что «связался» с Горьким (тираж журнала 8000).

► Большое впечатление произвела здесь на всех речь Пуришкевича в Государственной думе 11 февраля. Ее читают вслух, о ней говорят, спорят. Словом, это было событием в нашем болоте.

► Получено анонимное письмо какого-то солдата, в котором описываются мытарства его в Петрограде, где ни в номера, ни в трактир, ни в ресторан, ни в чужие квартиры солдат не пускают и им жить там хуже собак – приютиться негде. Не слушая меня, что все это – правда и что такое положение тянется уже больше года, Ассанович решил, что это писал «просто революционер»…

► Вчера Носков предложил полковнику Б.М. Стаховичу давать ему иностранный оперативный материал, которого у того очень много, а он будет делиться с ним гонораром, при отделанных же статьях – полностью передавать его Стаховичу. Последний пришел узнать мнение Ассановича и взгляд начальства. Ассанович сказал, что ему предлагают неладное, а о начальстве – что оно все-таки против писателей из офицеров управления. Стахович притащил Носкова и все ему передал. Носков нашелся: «Да ведь я пошутил»… Однако это не помешало ему доказывать, что начальство тут вовсе ни при чем, что печать надо осведомлять из компетентного источника и пр., а что гонорар, конечно, можно куда-нибудь жертвовать… Ассанович его отбрил, сказав, что офицер Генерального штаба должен понимать профессиональную этику и отнюдь не сотрудничать по вопросам, вверенным ему по службе.

► «Белые места» в прессе пока отсутствуют.

► Щепетов все еще пишет начисто протокол совещания 11 февраля.

► А.И.