250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Гучков телеграфирует начальнику штаба: «Крайне необходимо переговорить с вами, сделать вам доклад о всех сторонах деятельности Центрального военно-промышленного комитета и получить важные для комитета ваши указания. Рассчитывал, что болезнь позволит мне в ближайшее время приехать к вам, но легкие осложнения в ходе болезни мешают мне приехать скоро. Разрешите моему заместителю члену Г. Д. Александру Ивановичу Коновалову, который отлично ведет дело, приехать к вам в ближайшие дни для ознакомления вас с положением дел и получения ваших указаний». Алексеев ответил сегодня же: «Буду очень рад. Лучше, если возможно, на этой неделе, после четверга или в начале следующей». По некоторым обмолвкам Пустовойтенко мне начинает казаться, что между Гучковым, Коноваловым, Крымовым и Алексеевым зреет какая-то конспирация, какой-то заговор, которому не чужд и Михаил Саввич, а также еще кое-кто… Если так, то при такой разношерстной компании, кроме беды, для России ждать решительно нечего.

► Из очередной ведомости, представляемой сюда под названием «сводки», которая заключает в себе обзор всех писем, отправляемых с Западного фронта, автор ее приходит к заключению, что корреспонденция разделяется так: бодрых писем 30,25 %, угнетенных 2,15 % и уравновешенных 67,60 %. Последние все содержат спокойную веру в конечный успех русской армии.

► 2 февраля в Думу внесен за подписью депутатов Крупенского, Шингарева, графа Бобринского, Годнева и других следующий запрос о деятельности интендантства:

«Известно ли правительству, что интендантство некоторых армий фронта сдало исключительное право скупки кож от строевых частей армии члену Государственного совета Я.Н. Офросимову и председателю витебской губернской земской управы М.Л. Карташеву? Получив это право по баснословно дешевой цене, за 4 р. пуд кожи, продавая их в свою пользу по несравненно высшей цене частной промышленности и лишая армию столь необходимого материала, как кожи, эти лица, по-видимому, злоупотребляли бланками уполномоченных по снабжению армии и тем вводили в заблуждение интендантство и государственный контроль, предполагавших, что скупка была представлена лишь в целях сдачи этих кож витебской земской организации для шитья сапог для армии. По собранным справкам, витебская организация получила лишь 12 000 пуд., тогда как Офросимов и Карташев получили 220 000 пуд. кож. Цена же на сапоги витебской земской организации, несмотря на льготу, представленную в кожах, не была понижена, ввиду чего мы, нижеподписавшиеся, считаем незакономерными действия чинов, предоставивших эти права, а также и на основании ст. 106 земского положения незаконными действия председателя управы.

Если все это известно правительству, то привлечены ли виновные к ответственности за явное злоупотребление, причинившее армии громадный вред, и произведен ли начет, исчисляемый до 1 000 000 р. в пользу казны с виновных?»

Сегодня Эверт прислал начальнику штаба телеграмму (копия военному министру): «Осведомившись из „Нового времени“, что в Думу внесен запрос о сдаче интендантством фронта кож Офросимову и Карташеву, считаю долгом теперь же уведомить, что выдача кож этим лицам прекращена 17 октября 1915 г., когда получились сведения, что они злоупотребили доверием военного ведомства. 4 февраля помощнику главного начальника снабжений генералу Филатьеву поручено произвести формальное дознание по этому поводу, которое и ведется энергично».

► Великий князь Николай Николаевич опять адресовался к начальнику штаба по вопросу о передаче в его ведение Владикавказской железной дороги, несмотря на неодобрение этой мысли царем после соответствующего доклада Трепова. До тех пор, пока не будет принята эта мера, подвоз продуктов не будет урегулирован, и вот уже и плоды: «двухдневные беспорядки в Баку вчера и сегодня; сегодня пришлось применить оружие». Дальше так продолжаться не может. «При данном положении дела за последствия отвечать я не в состоянии». Можно опасаться, что движение разрастется по всему Закавказью.

15-е, понедельник

Книга Емельянова, о которой я уже упоминал, напечатана была на шведском языке в 30 000 экземпляров. Незначительная часть поступила в продажу в Стокгольме и Гельсингфорсе, а остальное рассылалось и ввозилось в Швецию при содействии наших военных властей.

► Носков сегодня сознался мне, что бодрое настроение в своих архипатриотических и призывающих к уверенности в полной победе статьях, которые он так зазвонисто пишет в «Вечернем времени», объясняется просто хорошим гонораром. «Разумеется, ни во что хорошее верить нельзя, и нам не на что надеяться. Перед нами беспросветная тьма и полное поражение…» «Русский инвалид» предлагал ему писать вместо Клерже, но Носков отвечал, что надо быть Клерже, чтобы писать по 7 коп. за строку. «Мы дадим вам по 8. – Вот идиоты! Я никак не могу простить себе до сих пор, что фельетон о своем возвращении в Россию при объявлении войны я напечатал там за гроши. Ведь сколько бы я мог получить за такой материал в другом месте! Нет, дудки, я теперь научен, довольно! Все эти порывы и чистые увлечения – вздор, самое главное – гонорар, надо брать, пока дают…» В последний свой отъезд отсюда он был у Родзянко, по-видимому, по поручению Алексеева.

► Сегодня я был приглашен к царскому обеду. Расскажу все по порядку, предупредив, что все так же происходит и ежедневно с понятной разницей в составе лиц и в деталях.

В 12 ч дня скороход позвонил в управление и просил вызвать меня к телефону. Я подошел. «Вы приглашаетесь сегодня к высочайшему обеду в половине восьмого, форма одежды обыкновенная, при оружии».

Надел защитный китель, снаряжение (без револьвера), шашку, фуражку и коричневую перчатку на левую руку. Ордена не нужны, если нет с мечами. Снаряжение и шашка с фуражкой и перчатками надеваются всеми, приглашенными впервые. В 7 ч 20 мин вечера был в доме царя. Проходите сначала парных наружных часовых, потом вестибюль, где справа и слева стоят в струнку по два конвойца-казака. Ближайший к двери открывает ее – и вы в передней. Там скороход и лакей снимают платье. Скороход опрашивает фамилии приходящих, посматривая в свой список. Контроль, собственно, очень слаб. Кто пожелает, может, сговорившись с другим, пойти за него, и его никто не остановит, надо только назваться другой фамилией. У начинающейся тут же лестницы наверх стоит на маленьком коврике солдат Сводного пехотного полка в позе замершего часового, но без оружия. Поднявшись во второй этаж, попадаете в зал. Небольшой, но красивый своей простотой, он оклеен белыми обоями. По одной из внутренних стен висят портреты Александра III и Марии Федоровны в молодые годы их совместной жизни. Тут же рояль, небольшая бронзовая люстра, простенькие портьеры, по стенам стулья.

Когда я вошел, там уже были гофмаршал генерал-майор свиты князь Долгоруков, флигель-адъютант Нарышкин, свиты генерал-майор граф Татищев (состоявший при Вильгельме, когда при царе в обмен состоял генерал Хинц, отличавшийся крайней невоспитанностью и нахальством) – и еще кто-то.