Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Беббе устроился у этого выхода так, что мог озирать все окрестности. А мы с любопытством ожидали, что же будет дальше.

— А если он нас снова обманет? — спросил Мохаммед.

— Я верю ему. Он знал, что получит свободу, потому что понимал нашу речь, но не подавал вида. Думаю, что сейчас он сказал правду.

— Но если все же это произойдет, эмир, я клятвенно обещаю, что первая пуля будет адресована ему.

— Тогда он ее заслужит!

И Линдсей тоже не питал особых иллюзий.

— Мистер, не пускайте его к входу, мы окажемся в западне, если он нас опять предаст… Недурно было бы присмотреть за оружием и лошадьми.

Да, я взял на себя слишком большую ответственность, и на душе у меня кошки скребли, но, к счастью, развязки оставалось ждать недолго!

Мы заметили, что беббе поднялся и стал внимательно всматриваться в даль, потом подошел к лошади и сел в седло.

— Куда? — спросил я.

— Встречу беббе, — ответил он, — они едут. Разреши мне их подготовить, господин!

— Давай!

Он поскакал. Мохаммед Эмин опять высказал сомнение:

— Эмир, не сделал ли ты ошибку?

— Нет, думаю, что поступил правильно. Мы заключили с ним мир, и, если я выражу ему недоверие, это будет прямой путь к вражде.

— Он был у нас в руках и мог быть нашим заложником!

— Он вернется в любом случае. Наши лошади стоят так, что мы одним махом окажемся в седлах. Держите оружие наготове!

— Как ты себе это мыслишь, эмир? Их будет много, а мы будем стрелять только в лошадей?

— Мохаммед Эмин, я говорю тебе: если беббе предаст, мы не спасемся тем, что убьем их лошадей, я же буду первым, кто наведет ружье на всадников. Сидите спокойно, я расположусь у входа в долину. Вы же следите за мной — мое поведение обо всем вам скажет.

Я прошел с моим конем через горловину, поднялся на камни и взял штуцер в руки. Отсюда можно было видеть невдалеке довольно значительную группу всадников, окруживших человека и внимательно его слушавших. Это был брат шейха. Потом двое отделились от отряда и поехали по долине, а другие остались, где были. Я признал шейха Газаля Габойю с братом и понял, что нам нечего больше бояться.

Подъехав ближе и увидев меня, он резко остановил лошадь. Выражение его обожженного солнцем лица явно не было дружественным, а голос был почти угрожающим, когда он спросил:

— Чего ты хочешь здесь?

— Встретить тебя, — коротко отвечал я.

— Твой прием не очень-то теплый, чужестранец!

— А ты просишь у эмира из полуденных стран обращаться с тобой приветливее, когда идешь с ним на встречу?

— Человек, ты слишком горд! Почему ты сидишь на лошади?

— Потому что и ты сидишь.

— Поехали к твоим спутникам. Этот мужчина, мой брат, желает, чтобы я принял решение простить вас.

— Поехали, мои люди тоже хотели бы узнать, могут ли они простить вас или наказать.

Это было уже слишком!

— Эй ты! — вскричал он. — Вспомни, кто ты и кто мы!

— Я и так помню, — сказал я спокойно.

— Вас всего шестеро!

Я кивнул, улыбнувшись.

— А нас целое войско! Я кивнул еще раз.

— Тогда повинуйся и пропусти нас.

Я кивнул в третий раз и отъехал в сторону так, чтобы шейх и его брат смогли проехать по узкому ходу. Мы выиграли: шейх, желавший раздуть вражду вопреки воле своего брата, оказался полностью в нашей власти. Оба подъехали к моим спутникам, слезли с лошадей и уселись на землю. Я последовал их примеру.

— Они дружественны или враждебны, мистер? — спросил Линдсей.

— Пока не знаю. Вы хотите поучаствовать?

— Разумеется, да!

— Тогда через минуту поднимитесь с равнодушной миной.

— Хорошо, с ужасно равнодушной…

— …и идите к входу на вахту.

— Watch-man? Прекрасно!

— Если увидите, что беббе там, снаружи, пришли в движение, позовите нас.

— Я крикну как следует!

— А если кто-то из этих двоих захочет выйти без моего разрешения, стреляйте в него.

— Тогда я возьму свою старушку. Я Дэвид Линдсей, и я не промахнусь. Да уж!

Оба беббе, конечно же, слышали этот разговор.

— Почему вы говорите на иностранном языке? — с подозрением спросил шейх.

— Потому что этот смелый эмир из полуночной страны понимает только язык своего народа, — ответил я, указывая на Линдсея.

— Смелый? Ты действительно думаешь, что он самый смелый среди вас? — Он пренебрежительно махнул рукой. — Вы ведь бежали от нас!

— Твоя правда, шейх, — возразил я, смеясь, — мы дважды бежали от вас, потому как мы мудрее и мужественнее вас. Ни один беббе не в силах сладить с посланцем полуночных стран.

— Человек, ты хочешь оскорбить меня?

— Газаль Габойя, пусть твоя душа пребудет в покое, чтобы глаз был острым. Ты приехал к нам, чтобы говорить о мире. Если ты хочешь добиться успеха, прошу тебя быть вежливее, чем раньше. Нас всего несколько, а вас, как ты сам говоришь, целое войско, но это войско так и не смогло нас захватить. Это стыд или честь? Не из трусости отказываемся мы от боя с вами, а оттого, что хотим сберечь ваши жизни.

— Чужеземец, ты лжешь! — вскричал он.

— Ты так считаешь? Твой человек был в полной моей власти на моем коне; твой брат был нашим пленником; а когда мы были в твоем лагере, освобождали наших людей, твоя жизнь была в наших руках. Мы не тронули вас и впредь не хотим трогать, зная, что ты достаточно умен, чтобы понять обстановку, в которой оказался.

— Я ее понимаю. Это положение победителя. Я жду, что вы принесете свои извинения и вернете все, что награбили у нас.

— Шейх, ты заблуждаешься, ибо ты находишься в положении побежденного. И не мы, а ты должен приносить извинения, причем немедленно!

Беббе уставился на меня, от изумления не в состоянии вымолвить ни слова. Потом рассмеялся.

— Чужеземец, ты что, считаешь беббе собаками, а меня, их шейха, — ублюдком? Я пришел к вам по просьбе моего брата, чтобы определить степень вашей вины. Наказание ваше будет мягким. Дух вражды снова витает между нами, и вы должны понимать, что достаточно одного моего слова, чтобы стереть вас в порошок.

— Отдай же такой приказ, шейх Газаль Габойя, — ответил я холодно.

Тут впервые подал голос его брат:

— Этот чужеземец из полуночной страны — мой друг, он спас меня от позора и смерти! Я дал ему слово, что между нами будет мир, и я должен сдержать слово!

— Держи,