Жизнь Степана Бандеры: терроризм, фашизм, геноцид, культ - Гжегож Россолински-Либе

правильной и адресованной ученому, представляющему прогрессивные и независимые круги украинских историков (книга Грицака «Очерк истории Украины», впервые изданная в 1996 г., а затем много раз переиздававшаяся, широко используется в украинских университетах и школах; несмотря на отдельные недостатки, связанные с оценками событий Второй мировой, это издание остается одним из лучших в этом ряду).

Дискуссии о Бандере, состоявшиеся в 2009-2010 гг., продемонстрировали, что в итоге не только украинские националисты, но и многие украинские «либеральные» и «прогрессивные» интеллектуалы не застрахованы от воздействия культа Бандеры и по разным причинам отказываются замечать научные исследования, посвященные деятельности украинских националистов. С одной стороны, некоторые из этих интеллектуалов критикуют историков-националистов и крайне правых деятелей, таких как Вятрович и Тягнибок. С другой стороны, они пропагандируют и легитимизируют культ Бандеры, но делают это более изощренным способом. В отличие от Вятровича и Тягнибока, поддерживающих крайне правый националистический культ Бандеры, «либеральные» интеллектуалы отдают свой голос за культ человека, который в их глазах символизирует сопротивление. Некоторые из них в ходе этих дискуссий защищали Бандеру как «неудобного героя». Другие утверждали, что он является элементом «регионального плюрализма символов» или неотъемлемой частью украинской коллективной идентичности.

Вопрос о том, были ли политические конфликты 2013-2014 гг. и гражданский конфликт 2014 г. каким-то образом связаны с культом Бандеры и апологетическим отношением некоторых слоев украинского общества к экстремистскому украинскому национализму, не является предметом данного исследования, но его следует затронуть, поскольку эти вызывающие беспокойство события имеют для украинского общества и государства катастрофические последствия. Было бы неправильно делать допущение, что к этому насилию привели исключительно или в первую очередь культ Бандеры или апологетическое отношение к украинскому националистическому движению. Такое предположение исказило бы многообразие культурных и политических отношений, существующих между «западными» и «восточными» украинцами, а также между Украиной и Россией, и привело бы к игнорированию сложностей политической ситуации, сложившейся в Украине, реабилитируя тем самым политику Владимира Путина и других заинтересованных сторон. Тем не менее именно рост национализма в Западной Украине, наряду с очевидной неспособностью переосмыслить значение личности Бандеры и события его эпохи, способствовали поляризации и радикализации умонастроений постсоветской Украины. В Западной Украине этот процесс связан с установкой памятников Бандере и другим националистам, а на Востоке страны - с сохранением памятников Ленину и другим советским деятелям, включая возведение новых памятников Сталину. При этом следует учесть, что в настоящий момент в культурной, интеллектуальной и политической жизни Украины демократия и концепция гражданского общества не играют существенной роли и их иногда путают с национализмом и другими формами экстремизма.

Неспособность к скорби. Отсутствие эмпатии. Сакрализация. Травма

Первые открытые дискуссии о Бандере, состоявшиеся в 2009-2010 гг., показали, что такие темы, как деятельность Бандеры и ОУН-УПА или Холокост и причастность к нему украинцев, могут быть предметом свободного обсуждения, но этот опыт также показал, что украинские интеллектуалы не готовы переосмысливать свое отношение к затронутым на них вопросам.

Одна из важных причин, по которой украинцы не могут переосмыслить «неудобные» моменты отечественной истории, заключается в том, что для того, чтобы такой процесс состоялся, к жертвам украинских националистов необходимо испытывать эмпатию - сострадать им, и через сострадание прийти к постижению всех трудных аспектов украинской национальной истории. Такая эмпатия, однако, не может появиться в условиях, когда культ Бандеры и прославление (даже сакрализация) исполнителей преступлений де-факто легитимизируют политику геноцида, а жертв ОУН и УПА объявляют виновными в своей гибели. Такое мышление одновременно преуменьшает, отрицает и прославляет преступления ОУН и УПА, предлагая украинцам солидаризоваться с преступниками, ставшими в постсоветском дискурсе «народными героями», «вечными героями» или «героями Украины». Возникновение таких социальных обстоятельств связано с наличием своего рода коалиции молчания, другими словами - коалиции коллективного и, возможно, даже организованного отрицания. Впрочем, эти процессы развиваются в значительной степени неосознанным образом, что можно сравнить с ситуацией, сложившейся в первые послевоенные десятилетия в Германии. В итоге тех немногих, кто не восхищается преступниками и сочувствует жертвам украинских националистов, осуждают и дискредитируют.

Интересно отметить, что в постсоветской Украине некоторые ученые, в основном «либералы», скорее будут проявлять эмпатию к польским, чем к еврейским и украинским жертвам массового насилия ОУН-УПА. Эти интеллектуалы не отрицают тот факт, что польские мирные жители были убиты украинскими националистами. Но они не могут признать и заявить, что те же люди по аналогичным мотивам убили значительное число евреев и украинцев. Лишь в некоторый степени этот феномен можно объяснить тем, что этнические чистки поляков лучше изучены, чем оуновский террор против евреев и украинцев. Все эти вопросы исследованы несколькими учеными подробным образом, и все главные выводы известны достаточно давно. Однако причины отрицания массового насилия против евреев и украинцев, судя по всему, отличаются друг от друга. В то время как причиной для отрицания насилия против евреев, очевидно, является национализм, глубоко

укоренившийся в украинской научной и политической культуре, в случае с насилием против украинцев отрицание связано чувством глубокого стыда за «национальных героев», убивавших членов своей же этнической группы.

Вполне очевидно, что тщательная и продолжительная националистическая сакрализация Провідника и его движения была бы гораздо более трудно осуществимой, если бы жители Западной Украины не столкнулись в свое время с советской оккупацией и последовавшими за ней террором и пропагандой. Советский режим не только наносил сокрушительные удары по ОУН и УПА, но и повсеместно подвергал жестоким гонениям мирное население Западной Украины. Почти каждая семья Восточной Галичины и Волыни так или иначе пострадала от советского террора. Многие люди, которые поддерживали УПА (или их в этом только обвиняли), были убиты, арестованы или депортированы в ГУЛАГ. В этих условиях для украинцев Восточной Галичины и, в меньшей степени, Волыни Бандера и его сторонники стали символом сопротивления советскому режиму.

Поклонение Бандере не как «фашисту», а как символу «сопротивления» является результатом постсоветской патриотической сакрализации Провідника и его движения. Такая установка позволяет поклоняться Бандере, избегая при этом обвинения в одобрении его деятельности или солидаризации с его геноцидными идеями. Подразумевается, что тот, кто установил позитивное эмоциональное отношение к Бандере, почитает его только потому, что Бандера противостоял СССР, а не потому, что он пытался установить в Украине фашистскую диктатуру или призывал к уничтожению этнических и политических «врагов украинского народа». Такой подход также подразумевает, что ОУН и УПА, символом которых стал Бандера, упоминаются только как движения, оказывавшие сопротивление СССР и нацистской Германии, а не как движения, подражавшие фашизму, перенимавшие его идеи и, в конечном счете, уничтожившие на западноукраинских территориях свыше 100 тыс. жителей различных национальностей. Такая память о