Российский колокол № 5-6 2020 - Коллектив авторов

– Ну вот и еще один… – бессмысленно бормотал он. – Вот и еще…

За тусклым кухонным окном чернел влажный весенний двор с наплывами льда под деревьями. По плоской крыше девятиэтажки, что напротив, ходили рабочие, временами собираясь в подобия скульптурных групп.

На службу сегодня можно было не возвращаться. Глава фирмы Даня Галкин тоже когда-то учился с Володькой на одном курсе, сам вырваться на похороны не смог и, видимо, чтобы хоть как-то оправдать свое отсутствие, отпустил Ордынцева на весь остаток дня.

Что ж, спасибо, Даня.

Ордынцев криво усмехнулся наполненной стопке. Вспомнилось, как кто-то из его знакомых недавно жаловался на бессмысленность жизни. Идиот. Он бы еще на отменное здоровье пожаловался. Или на избыток денег. Смысл ему подавай! Да знаешь ли ты, насколько он страшен, этот смысл?

Исход дня был предрешен. Первую стопку – за Володьку. Вторую – за прочих убиенных. А там, глядишь, и на себя пара капель останется.

Главное – удержаться и не сходить за новой бутылкой.

– Земля пухом, – глухо сказал неверующий Ордынцев и медленно перекрестился.

Тронул стопку, тут же отдернул пальцы. Нет. Не так. Не сразу. Иначе мысли спутаются, останутся одни всхлипы.

Странную эту привычку учинять время от времени досмотр и опись потерям Ордынцев приобрел к сорока пяти годам. После того как Миньку Дьякова нашли на железнодорожных путях с перебитым шейным позвонком и пустыми карманами. Несчастный случай.

– Ну, ты тоже не прав, – возразил знакомый Ордынцева (отставной опер), с которым он поделился своим возмущением. – Вечно вам убийства мерещатся! Почему не предположить самое простое? Шел по шпалам. Ночью. Наверняка поддатый. Споткнулся, сломал шею. Потом какой-нибудь прохожий… Видит: труп. Что ж он, карманы не обшарит?

И все бы звучало убедительно, не повторяйся каждый раз одно и то же. Либо от несчастного случая, либо с сердечной недостаточностью. Что бы ни стряслось.

Редкое исключение: Саня Коваленко. Добрейшей души человек, румяный увалень с виноватой улыбкой. Был впервые в жизни задержан, а в отделении, не зная порядков, вступился, по слухам, за избиваемого. Вот тут уже ничего замять не смогли. Две милицейские версии. Первая: подобран на улице. Инфаркт. Вторая: в вытрезвителе упал с табуретки, повредил череп. Независимая экспертиза установила, что череп поврежден в двух местах. То есть Саня, выходит, падал с табуретки дважды. И оба раза со смертельным исходом. Потом был суд. Виновный сотрудник милиции отправился на зону, где и погиб год спустя. Правда, поговаривали, что осудили не того.

А случилось это аккурат за пять лет до Миньки Дьякова.

Когда Ордынцеву сказали о Миньке (через неделю после похорон), он купил бутылку и, запершись, решил помянуть всех своих знакомых, умерших, как выразились бы на Корсике, злой смертью. Чтобы не надраться, поставил условие: поминать только тех, кого знал лично. О ком слышал – те не в счет.

И все равно надрался.

Уже после первой стопки с удивлением обнаружил, что до девяносто первого года убитых всего двое: лирический поэт Юрий Рябинин да Сережа Куцый. Рябинина застрелил сумасшедший дезертир-пограничник. Ехали они втроем выступать на какую-то заставу в горах Копетдага: Рябинин, кто-то из классиков туркменской литературы и местный секретарь ЦК. Дезертир выпустил в их машину два рожка. Не уцелел никто.

Сережу нашли повесившимся в московском подъезде. Как он очутился в столице, непонятно. Да и причин особых свести счеты с жизнью у него вроде не было. А главное – шапка. В шапке не вешаются. Тем не менее официальная версия – самоубийство. Не иначе опять какой-нибудь прохожий… Видит: висит человек, а шапка валяется. Непорядок. Поднял, водрузил, поправил. И никакого тебе состава преступления.

Неужели за тридцать восемь лет, прожитых Ордынцевым при Советской власти, всего двое убитых? Да, получается, всего двое.

Потом – перестройка, девяносто первый. И началось…

Стоп! Список. В прошлый раз он начал составлять список. А потом куда-то его дел. Поди теперь отыщи, если было это полгода назад! Сразу как проводили Миленку. Художница. Связалась, дурочка, с черными риелторами – и вскоре якобы отравилась. То же самое, короче, что и с Борей Колозоровым, – этого подобрали уже окоченевшим где-то под Нарофоминском. Продал квартиру и быстренько траванулся. Денег при нем, понятное дело, не обнаружили. Не иначе пропил. За три дня.

Да бог с ним, со списком. Можно подумать, и так не помнишь!

Ордынцев незряче смотрел в стену и шевелил губами, перебирая имена и фамилии.

Федор Сидоров. Рассказывали, будто жена похмелиться не дала – вот и помер. А потом выяснилось, что за день до смерти крепко Феденьку потоптали. Продал несколько картин за рубеж, а делиться не захотел. Грибков – застрелен. Жильцов – взорван. Толик Куприянов упал посреди улицы – инфаркт. Какой инфаркт? Он на сердце-то никогда не жаловался. Стас Волошин – то же самое. Владел книжным складом – хоть одна сволочь поинтересовалась, кому потом достался этот книжный склад? Радик Томилин найден на рельсах с отрезанной головой. Слава богу, экспертиза показала, что под поезд его сунули уже мертвого. Леня Шорохов принял смерть, как было сказано в протоколе, от удара твердым упругим предметом.

Горестный перечень был прерван «Прощанием славянки». Ордынцев достал сотовый телефон. Звонил Даня. Друг и начальник.

– Говорить можешь?

– Да я дома. На поминки не пошел. Сам вот сижу поминаю…

– Как там? – помолчав, отрывисто спросил Даня.

– Н-ну… Примерно то же самое, что с Федей Сидоровым.

– А что с Сидоровым? – встревожился Даня.

Ордынцев несколько даже оторопел.

– Да схоронили вообще-то… Семь лет назад…

– А… – с облегчением отозвался друг и начальник. – Ты об этом…

Закончив разговор, Ордынцев хмыкнул, положил трубку на стол рядом со стопкой и снова оцепенел в раздумье.

Олежка – не в счет. Сбит пьяным водителем джипа. Неумышленно. И Ваня Демидов – не в счет: замерз возле вокзала, куда его, ясное дело, не пустили. Домой идти побоялся. Жена предупредила: еще раз заявишься пьяным – развод.

А были ведь в списке и самоубийцы. Филин, Кравченко, Иноземцев – повесились в один год. В одна тысяча девятьсот девяносто пятый год. Хабибуллин и Ромка – несколько лет спустя. Нина вскрыла вены. Прописи. Ма-ма мы-ла ра-му. Ни-на вскры-ла ве-ны. Столовым ножом. И опять темная история. Вены – столовым ножом? За месяц до защиты диссертации?

Теперь вот Володька.

Хотелось взвыть в потолок: «Да убивают же нас! Убивают!»

Ну вот, еще не выпил, а уже всхлипываешь.

Кто убивает?

В том-то и дело: кто? Государство – чистенькое, вон даже смертную казнь отменило. Никто из знакомых Ордынцева не погиб ни в Афганистане, ни в Чечне, никто не взорван террористами. Кто убийцы? Менты? Когда