Российский колокол № 5-6 2020 - Коллектив авторов

ты мечтал о космической палубе…

Мы не мечтаем…

Наши звезды лишь открывают рты.

«Море волнуется раз…»

Море волнуется раз.

Наши с тобою сердца

Тонут, как старый баркас,

Не дотянув до причала…

Может, начнем с начала?

Или уже с конца?

Море волнуется два.

Мы уже попривыкли,

И не болит голова

В качке безумных дней.

Может, баркас на волне

Лучше, чем новый флигель?

Море волнуется три.

Наши моря все тише,

И только легкий бриз

В наших застрял мачтах.

Небо на нас плачет,

Чайки летят все ниже.

Море мое, замри!

«Мы с тобою братья…»

Мы с тобою братья,

Я твой щит и меч.

Спи в моих объятьях,

Не укрывши плеч,

Спи среди развалин

Старых мудрых гор…

Шепчет тихо Каин,

Занося топор.

«Разбей меня. Я выпита до дна…»

Разбей меня. Я выпита до дна.

Моих осколков праздничная россыпь

Пускай блестит, как солнечные росы,

Пускай звенит, как нежная домбра.

Пускай лучи в осколках заиграют,

Осветят радугой живой и гулкий зал.

И капелька последняя, слеза

Пускай в земле зерно любви питает.

Пускай осколки в сапоги вонзятся

И крошкой бисерной рассыплются в пыли.

Нет смысла в этой преданной любви…

Разбей меня… с последним тактом вальса.

«Продолжай звучать…»

Продолжай звучать,

Даже если ты сильно расстроен,

Если каждый звук невпопад, и не в лад, и не в такт.

Продолжай звучать

Среди радости и среди войн,

Ты не знаешь, кого твоя музыка может спасать.

Продолжай звучать,

Даже если закончились силы,

И смычок так тяжел, и на клавишах руки как лед.

Продолжай звучать!

Помни – ты не один в этом мире.

Мы единый оркестр. И важен в нем каждый аккорд.

«Прокрастинация…»

Прокрастинация –

Способ почувствовать время.

Видишь, сквозь пальцы

Скользит белоснежный песок.

Крутятся вальцы,

Дробя непосильное бремя

На сотни фракций,

Чтоб ты его вынести мог.

Прокрастинация –

Радостно жить без простоя:

Тысячи акций,

И дел, и желаний, и мечт.

Только акация

Машет зеленой главою,

Прокрастинация –

Способ за жизнью успеть.

«В жизни грозы заметнее радуг…»

В жизни грозы заметнее радуг

Блеском молний, раскатами грома,

Воем ветра и колотым градом.

Мир наш снова грозою изломан:

В жизни грозы заметнее радуг.

Блеском молний, раскатами грома

Издалече гроза наступает,

Все ворчит на пороге у дома,

Будто ждет, когда всех напугает

Блеском молний, раскатами грома.

Воем ветра и колотым градом

Гнет деревья и портит посевы.

Буйствам этим лишь демоны рады,

Пляшут черные, вторят напеву

Воем ветра и колотым градом.

Мир наш снова грозою изломан,

Рвутся тонкие нити надежды.

Но с рассветом заутренним звоном

Солнце радугой тучи разрежет.

Мир наш снова грозою изломан,

В жизни грозы заметнее радуг –

Мы привыкли, что радости мало.

Нам самим умножать надо радость,

Чтобы не было в перечне правил:

В жизни грозы заметнее радуг.

Евгений Лукин

Родился 5 марта 1950 года в Оренбурге. Выпускник Волгоградского педагогического института (1972). С 1992 – член СП России. До 1996 работал в соавторстве с Любовью Лукиной. Автор семидесяти двух книг. Часть из них вышли в Германии, Польше, Болгарии. Специальность: стихи и проза (в основном фантастическая). Обладатель многих литературных премий («Аэлита», «Странник», «Бронзовая улитка», «АБС-премия», премия им. Н. С. Гумилева и проч.). В 2015 Европейское Общество Фантастов (SESF) удостоило его почетного звания «Гранд-мастер Европы». Живет в Волгограде.

Тризна

Пусть бы выдумал это сочинитель, – знатоки народной жизни и критики тотчас же крикнули бы, что это невероятно; а прочтя в газетах как факт, вы чувствуете, что из таких-то именно фактов поучаетесь русской действительности.

Ф. М. Достоевский

Володьку хоронили ранней стылой весной. Умер он, как и жил, странно и нелепо: нашли его в разгромленной, распахнутой настежь квартире. С кем-то он всю ночь пьянствовал, потом, по обыкновению, учинил мордобой, вышиб дорогих гостей за порог, упал, уснул, а к утру прихватило сердце.

Уголовного дела возбуждать не стали.

Говорят, талантливый был бизнесмен. Словосочетание, конечно, диковатое. Хотя много ли нынче осталось таких, кому оно покажется диковатым? Да и талант Володькин, по слухам, проявлялся лишь во время вынужденных завязок и блистал до первой серьезной прибыли. То есть до первой рюмки. Дальше весь бизнес шел прахом.

Привезли его прямо из морга, в квартиру не поднимали, поставили гроб на пару табуреток перед подъездом, не потрудившись даже прикрыть задние дверцы катафалка. Все равно потом обратно заносить.

Володька лежал упрямый, недовольный. Казалось, просто не хотел ни на что смотреть. Желтовато-серое лицо его в морге подгримировали, умастили, припудрили.

«Некрокосмы, – вспомнилось Ордынцеву. – Украшающие труп».

Он подошел поближе и, скорбно склонив голову, простоял возле гроба дольше, чем собирался.

Сначала решил, что померещилось, но нет: на мертвом лице медленно и неотвратимо, с каждой минутой ясней и ясней, проступали тщательно замазанные ссадины, кровоподтеки – словом, все то, что могло послужить поводом к возбуждению никому не нужного уголовного дела. Причиной, видимо, явился резкий перепад температуры, когда тело вынесли из относительно теплого нутра катафалка в ледяную мартовскую стынь.

В гробу, заваленный цветами до подбородка, лежал забитый насмерть человек.

Самое печальное, остальные тоже это видели. Видели и молчали. Что тут скажешь?

– Убили… – еле слышно охнула мать.

Ордынцев не выдержал и отошел.

На кладбище не поехал.