Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

…У него жила ворона. <…> Ворона свободно расхаживала по комнате, поэтому весь пол был застелен газетами и все равно загажен. В этом ощущался дух свободы»[66].

К родственникам в соседнюю дверь Бродский при этом не заходил. «Он всегда такой», – обижались его дяди и тети.

Огромный дом Лобанова-Ростовского был «муравейником» не только в советское время. Яхтсмен, коллекционер и муж богатейшей наследницы Клеопатры (в девичестве – Безбородко), 30-летний князь Александр Лобанов-Ростовский поручил Монферрану (в это же время начавшему строить напротив Исаакиевский собор) постройку доходного дома, в котором сам жить не собирался. Помещения сдавались под магазины, квартиры, ателье, но 9 лет эксплуатации принесли только долги, и вскоре после сильнейшего наводнения 1824 года, затопившего нижний этаж, князь продал дом государству под военное ведомство.

Катастрофическое наводнение пережидал в «доме со львами» и герой Пушкина в поэме «Медный всадник»:

<…>

Нева вздувалась и ревела,

Котлом клокоча и клубясь,

И вдруг, как зверь остервенясь,

На город кинулась.

<…>

Тогда, на площади Петровой,

Где дом в углу вознесся новый,

Где над возвышенным крыльцом

С подъятой лапой, как живые,

Стоят два льва сторожевые,

На звере мраморном верхом,

Без шляпы, руки сжав крестом,

Сидел недвижный, страшно бледный

Евгений…

<…>[67]

Мраморные львы работы итальянца Трискорни

Мраморные львы работы итальянца Трискорни, скопировавшего их с античных флорентийских статуй, за 2 века пропустили в парадные двери тысячи людей. Предпринимателей и светских дам 1820-х и военных чиновников 1830–1910-х после революции сменили дети. Школа работала здесь до 1960-х, в том числе и в блокаду, т. к. была одной из немногих, имевших бомбоубежище. В блокадный сентябрь 1941-го пришла сюда в 1-й класс и 7-летняя Алиса Фрейндлих. Львы, когда-то укрывавшие пушкинского героя от наводнения, теперь укрывали от войны детей, вместо уроков целыми днями говоривших с учительницей только о хлебе.

Параллельно со школой в огромном здании хватило места и десяткам коммуналок, большинство из которых расселили в конце 1960-х, предоставив жильцам квартиры в новых хрущевках в Купчино. Семья Михаила Кельмовича и их соседи переехали из коммунального муравейника в спальный, а большую часть дома занял Проектный институт. В 2010-х здание было отреставрировано, и повидавшие столь разные эпохи львы теперь охраняют вход в пятизвездочный отель.

Список источников

1. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

2. Булах А. Г., Абакумова Н. Б. Каменное убранство центра Ленинграда. – Ленинград. Изд-во Ленинградского университета. 1987.

3. Данилов Н. А. Исторический очерк деятельности Канцелярии Военного министерства и Военного совета. – СПб., 1907.

4. История строительства. Дом со львами. http://www.lionpalace.ru

5. Кельмович М. Иосиф Бродский и его семья. // Олма Медиа Групп, 2015.

6. Кравчук З. Блокадница // Российская газета, 2004.

7. Памятники архитектуры Ленинграда. – Лениздат, 1975.

8. Путеводитель по Ленинграду. – Л., 1929.

9. Пушкин А. С. Медный всадник // Наука. Ленинградское отделение, 1978.

Доходный дом Егорова (1885, Сюзор)

Восстания ул., 35

«Он встретил нас в передней и странно отрекомендовался мне: „Я – отец вашего мужа“. Что надо было сказать мне и сделать – я не знала и, кажется, просто подала ему руку. <…>

Мы пошли в столовую пить чай. Столовая довольно темная, длинный стол. Тогда в семье жили два брата: Сергей, оставленный при Медицинской академии, бактериолог, и Николай – чиновник особых поручений. <…>

О чем мы тогда говорили – я совершенно не помню. Я, должно быть, молчала, только во все глаза глядела на этих новых „родственников“, которых таковыми не признавала, как и они, видимо, меня. Затем мы уехали. Д. С. прощался с „папашей“ традиционно – поцелуем (едва-едва) в щеку: „Adieu, папочка“.»[68]

Именно в этот дом привез для знакомства с родителями свою только вчера приехавшую в Петербург 19-летнюю жену Зинаиду Гиппиус 24-летний поэт Дмитрий Мережковский.

Огромную квартиру на последнем этаже семья Мережковских занимала последние 8 лет, с выхода отца семейства, работавшего столоначальником при Александре II, в отставку в чине тайного советника. С родителями в разное время здесь жили и 9 их детей.

Улица Восстания, 35

<…>

Детей обилье – Божья благодать, —

Приличная супружеская нежность.

Но, вечных мук предвидя неизбежность,

Уже давно им покорилась мать:

В хозяйстве, в кухне, в детской мелочами

Ее он мучил целыми годами[69].

<…>

Отец, 66-летний Сергей Иванович, «был тогда маленький, сухенький старичок, с седой бородкой. Он был очень прям, и что-то было в нем такое… ощущенье – не подходи близко».

<…>

Чиновник с детства до седых волос,

Житейский ум, суровый и негибкий,

Не думая о счастье, молча нес

Он бремя скучной жизни без улыбки…[70]

<…>

Мать же, Варвара Васильевна, была его противоположностью и всячески помогала молодоженам еще до знакомства с невесткой. У парадного входа этого дома несколько месяцев назад Дмитрий поджидал мать для серьезного разговора о своей будущей самостоятельной жизни.

«Он вернулся туда раньше возвращенья отца и матери из Vichy…Пока она, больная, взбиралась на пятый этаж (они жили на Знаменской, 35, отец почему-то всегда предпочитал пятые этажи), – он уже на лестнице рассказал ей все. И она, конечно, уж знала, какое тяжкое дело ей предстоит с отцом. Нужно было уговорить его дать несколько тысяч на обзаведение и назначить ежемесячно сумму на прожиток. Не знаю, сколько времени длились переговоры, представляю себе, как они были тяжелы ей, совершенно в Vichy не поправившейся, но своего любимца Митю она все время утешала, что дело выйдет. Утром, как всегда, приходя к нему поздороваться, когда он лежал еще в постели, шутила с ним, как с ребенком (не был ли он для нее ребенком). „Будет тебе, будет твоя цаца!“ … Он не сомневался, что мать все устроит» [71].

Каждое воскресенье пожилая чета собиралась здесь для обеда со своими повзрослевшими детьми и их семьями. Но общение Варвары с невесткой Зинаидой продлилось лишь пару месяцев – одно из семейных воскресений в том же, 1889 году, стало для