Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

Еще почти через полвека, в 1893 году, когда на месте давно уже закрытой к этому времени кондитерской, гостей в этих стенах будет собирать знаменитый ресторан Лейнера, новая смерть постучится в эти двери:

«Чайковские любили ресторан Лейнера и довольно часто бывали там по вечерам.

Вот туда-то мы и отправились после премьеры „Горячего сердца“. <…> Так как нас собралась довольно большая компания, то было решено занять кабинет.

Все делились впечатлением от спектакля. Петр Ильич чувствовал легкое недомогание, жаловался на желудок, отказывался от тяжелых блюд. Он ограничивался устрицами и запивал шабли. Но никто не придавал его нездоровью серьезного значения, да и сам он не так чтоб уж очень жаловался, скорее был в хорошем расположении духа: был разговорчив, шутил. <…>

Оставались мы у Лейнера недолго. При выходе из ресторана, когда мы прощались у подъезда, никому из нас и в голову не приходила мысль, что мы видим Петра Ильича в последний раз»[79].

По слухам, мгновенно разнесшимся по Петербургу, причиной недомогания и последующей смерти 53-летнего композитора стала некипяченая вода, поданная музыканту в ресторане. Утром следующего после рокового ужина дня доктор диагностировал у Петра Ильича Чайковского холеру, стремительно унесшую его жизнь.

Список источников

1. «Правительственный Вѣстникъ». 27 октября (8 ноября) 1893, № 236.

2. Бройтман Л. И., Краснова Е. И. Большая Морская. СПб., 1996.

3. Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. Дом за домом. – 4-е изд., перераб. – М.: Центрполиграф, 2013.

4. Петрашевцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). – СПб., 1890–1907.

5. Пикуль, В. Фаворит: Роман-хроника времен Екатерины II. В 2 т. Издательство: Л.: Лениздат. 1984–1985.

6. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. – 4-е изд. – М.: Политиздат, 1981

7. Юрьев Ю. М. Записки: В 2 т. / Редакция и вступит. ст. Е. М. Кузнецова, подгот. текста Л. И. Гительмана, примеч. Л. И. Гительмана и А. А. Штейнман. Л.; М.: Искусство, 1963.

8. Яцевич А. Г. Пушкинский Петербург. СПб., 1993.

Жилой комплекс бассейного товарищества (1914, Виррих, Зазерский)

Некрасова ул., 58–60 / Греческий пр., 10–12 / Фонтанная ул., 3–5

«Маяковский задумал прочесть доклад о футуризме. Для этой цели выбрали самую большую из знакомых квартир – художницы Любавиной. Пригласили старших: Горького, Кульбина, Матюшина; Владимир Владимирович несколько дней готовился, ходил, „размозолев от брожения“, сочинял доклад, как стихи. Народу собралось человек тридцать, расселись. Маяковский ждал в соседней комнате, как за кулисами. Когда все затихло, он вошел, встал в позу и произнес слишком громко: „Милостивые государи и милостивые государыни!“ Слушатели улыбнулись. Он выкрикнул несколько громящих фраз, умолк и ушел из комнаты. Сгоряча он не рассчитал, что орать тут не на кого и не за что. Мы утешали его, поили чаем»[80].

Улица Некрасова, 58–60 / Греческий проспект, 10–12 / Фонтанная улица, 3–5

Сюда, в огромный кооперативный дом, только что построенный архитекторами Виррихом и Зазерским по принципу товарищества собственников квартир, немедля въехали «сливки» петербургской интеллигенции – артисты, врачи, профессора. Бассейное товарищество (по имени улицы Бассейной, как тогда называлась нынешняя улица Некрасова) соорудило громаду в 7 этажей, занимавшую почти целый квартал. Дом, оборудованный по последнему слову технологий, предполагал лифты не только на парадных, но и на черных лестницах, центральное отопление, вентиляцию и пылевсасывающую станцию, соединенную трубами со всеми квартирами, уборные для гостей на парадной лестнице, просторные и функциональные квартиры для обслуживающего персонала, прачечную с механическими стиральными и сушильными машинами, балконы для чистки одежды, а также курительный зал и общую гостиную для жильцов. «Во всем доме проектировано 88 квартир для членов товарищества, 16 квартир в мансарде и 13 магазинов в первом этаже. <…> Все квартиры с двумя ходами, имеют от 3 до 7 комнат, не считая людских, ванн, кухонь и проч. Полезная площадь квартиры составляет от 24 до 50 кв. саж. [109–227 кв. м]… <…> Внутренняя отделка квартир… без особой роскоши, с несложными лепными украшениями на потолках и недорогими обоями. Во всех комнатах… паркетные полы, в кухнях же, ванных комнатах, клозетах и кладовых полы… из метлахских плиток… Стены кухонь и ванн предположено частью облицевать фаянсовыми плитками, частью окрасить масляной краской; масляной же краской будут окрашены стены людских, уборных и кладовых. Окна и двери будут исполнены из соснового леса и окрашены масляною краскою. Для освещения передних и коридоров соответствующие двери будут остеклены рифлеными, рассеивающими свет стеклами; кроме того, где окажется нужным, над дверями будут стеклянные фрамуги и просветы»[81].

В такой-то современный дом и въехала, последовав примеру знаменитых соседей, среди которых оказались сам архитектор дома Виррих, поэтесса Ирина Одоевцева с родителями, художник Билибин, государственный деятель Милюков и другие известные личности, 39-летняя художница Надежда Любавина, организовавшая в своей новой огромной квартире и собственную мастерскую, и светский салон: «В просторной квартире собрались редкие гости – „жрецы искусства“… Художники рисовали, артисты драмы декламировали, певицы пели, балерины плясали, поэты читали свои стихи»[82].

Посещение артистического салона художницы, тепло приветствовавшей и признанных мэтров, и никому пока не известные новые таланты, было одним из самых простых способов заявить о себе. Так, часто бывавшего здесь 48-летнего Максима Горького постоянно атаковала толпа разномастных гостей, требовавших его внимания, критики, помощи, новых рассказов. Сам же он имел возможность наблюдать за восходящими звездами литературной сцены – Маяковским, в котором сразу увидел потенциал, и неразлучной парочкой, Клюевым и Есениным, над которыми подтрунивал, как над «народствующими», «избяными» поэтами.

Обиженный Клюев, стихи которого Горький назвал подделкой, запомнил неудачный вечер в этом доме таким: «Я видел* [* На квартире художницы Любавиной в Петербурге в 1915 г. (Примеч. Н. Клюева)] Горького 50-летним тяжелым человеком, действительно с толстым старым лицом и шваброобразными толстыми усами, распаленным до поту от пляски дешевой танцовщицы, воистину отвратительной даже для обывательского вкуса, все хитрое ломанье которой вместе с молодостью кухарки не стоило движения мизинца старой Дункан»[83].

Вернемся же в 1 декабря 1915 года, где мы оставили собравшееся в этих стенах артистическое общество, внимавшее нервному докладу Маяковского («говорил невнятно о прежних поэтах, которые писали в своих усадьбах, имея веленевую бумагу…а потом заплакал и ушел в соседнюю комнату»[84]), а потом, наконец, и его новым стихам. Поплакав, поэт снова вышел к гостям и прочитал им свою новую поэму «Флейта-позвоночник»:

<…>

Из тела в тело веселье лейте.

Пусть не забудется ночь никем.

Я