Каждому свое - Елена Евгеньевна Съянова

Из всего правительства этот меморандум поддержали единицы: среди них сам Дениц, Альберт Шпеер и – неожиданно – Лей, который заявил Союзному командованию, что в качестве главы Трудового фронта будет исполнять свои обязанности до тех пор, пока его официально не признают неправомочным. Американцы, конечно, поинтересовались, и с изрядной долей иронии, что именно он, как глава профсоюзов, намеревается делать, а главное – каким способом, находясь в плену-то? Лей потребовал себе в постель отчет, какие продовольственные склады открыты на юге страны. Американцы, посовещавшись, предоставили ему информацию. «А под Швеннингеном?» – уточнил Лей. Генерал Смит навел справки и сказал, что доктор Лей что-то путает. «Я путаю?! – возмутился Роберт. – Вы что, генерал, не знаете, где у вас в доме какая мебель стоит?! Я путаю!» Генерал ответил, что мебель тут ни при чем; вокруг Швеннингена никаких складов нет, а на юго-востоке до самой реки – минные поля. «Мины там только по периметру, – объяснил Лей, – а дальше – чисто. И три подземных бункера с консервами и мукой». Смит обещал послать саперов. «Ваши саперы провозятся несколько дней, а нашим беженцам жрать нужно! Дайте мне двух саперов, грузовики, ребят покрепче и поедем туда прямо сейчас». Смит развел руками: он отказывался понимать.

– Неужели я так плохо говорю по-английски?! – начал раздражаться Лей.

– Вы превосходно говорите, но…

– Бункеры вы сами едва ли отыщите. Саперы снимут пять-шесть мин, дальше я на грузовике поеду один, остальные – следом, на расстоянии. Никаких сюрпризов не будет, слово чести.

Продовольственные запасы под Швеннингеном предназначались на случай длительной обороны «альпийской крепости» и были основательны. Роберт, едва почувствовал себя в состоянии передвигаться, сразу начал соображать, как бы ему поскорей попасть на эти склады. Требовалось изъять из бункера номер два совсем небольшой ящик, в котором под медицинскими препаратами лежало несколько папок с документацией. Это были технические и эксплуатационные характеристики и разработки дизайна «народного автомобиля», профессионально сфальсифицированные; проще говоря, чистая липа.

Идея принадлежала самому Лею; техническое воплощение – молодому Порше. Нужно было сделать так, чтобы, когда, по выражению Лея, «“американские мародеры” начнут рыскать по нашим заводам, “фольксвагеном” никто бы по-настоящему не заинтересовался». Порше сконструировал также и запасной конвейер, который можно было бы собрать и запустить даже на вышедшем из строя предприятии. «“Фольксваген” должен остаться немецким и гнать малолитражки без перерыва так, чтобы занять хотя бы пятьдесят-шестьдесят процентов нашего рынка, несмотря ни на что», – считал Роберт Лей, и инженеры поддержали его.

Для полного воплощения идеи к началу мая оставалось переправить последний ящик в Вольфсбург.

Американцы, обсудив ситуацию со складами, согласились предоставить саперов и грузовики. Присутствие рядом с мужем Маргариты убеждало в том, что доктор Лей не самоубийца, да и его слову верили.

– Ваш муж живет сейчас по второму закону термодинамики, – сказал Маргарите американский врач, лечивший Роберта. – Вообще такие, как он, приходят в мир, чтобы его изменить. Я бы к подобным людям применял особые законы, поскольку они в собственной природе не виноваты. Мы, американцы, как нация к этой природе особенно близки.

– Вы хотели бы для своей нации особые законы? – улыбнулась Маргарита.

Доктор тоже улыбнулся в ответ, но несколько замороженно.

Лей слышал этот краткий диалог из-за двери и, когда Маргарита вошла к нему, только развел руками:

– Гре-ета!

– А думаешь, ты меняешься?! – парировала она.

– И… как же мы… будем? – Он приподнялся, чтобы взять рубашку, которую она ему принесла.

Маргарита села к нему и обняла так крепко, как только это можно было, не причиняя боли:

– Как всегда.

С Леем под Швеннинген отправился немецкий врач, которого Роберт потребовал себе под предлогом недостаточного владения английским. На этого человека Лей и надеялся как на исполнителя плана по доставке липы в Вольфсбург. Он, еще в спальне оставшись с врачом наедине, быстро и четко объяснил, что именно требуется сделать, и доктор, Вальтер Лютц, твердо обещал все исполнить в точности.

Капитуляция была уже подписана, и в Германии установилась не то чтобы тишина, а, скорее, молчание – настороженное и угрюмое безмолвие хозяев, в доме у которых слишком много незваных гостей.

Юго-восточнее Швеннингена американские саперы сняли четыре мины, и Лей направился к грузовику, чтобы ехать через поле к подземным хранилищам. У машины его догнал американский сержант и сказал, что поведет грузовик. «Вы камикадзе?» – осведомился Лей. Сержант пожал плечами: «Вот уж нет! Начальство полностью вам доверяет».

И в самом деле: цепочка грузовиков сразу выстроилась за головной машиной и потянулась к реке. Американцы вскоре оценили способность немцев к камуфляжу. Бункеры были выстроены и замаскированы так, что до конца света могли бы оставаться никем не обнаруженными.

Доктор Лютц, вошедший в одно из хранилищ вместе с Леем, попросил позволения взять себе один ящик с медикаментами для беженцев. Американский полковник, руководящий разборкой и погрузкой складов, заглянул в ящик и, поворошив лежащие сверху коробки с таблетками, кивнул.

Бо́льшую часть основательных запасов продовольствия отправили в Штутгарт и Нюрнберг; несколько грузовиков выехало в Тутлинген, маленький городок, возле моста через Дунай, где скопилось много беженцев. Дальше бежать было уже некуда, да и незачем: люди ждали отправки домой.

Пока американцы прямо на железнодорожной станции раздавали беженцам продукты, Лей перешел через пути и присел отдохнуть возле аккуратно подстриженных кустов акации. Трава здесь была как шелк; от нее тянуло чем-то опьяняющим. Он погладил ее ладонями; потом лег на живот, положив голову на согнутые руки, и стал вдыхать этот запах, сразу заполнивший его голову и грудь. В прежние годы он едва ли позволил бы себе такое публичное «расслабление»: за двадцать лет он чересчур привык быть в центре внимания, где бы ни появлялся. Однако теперь, в царящих повсюду хаосе и общей озабоченности, решил побыть частным лицом. Американцы не выпускали его из виду, но на них ему было наплевать.

Позже, возвратившись в Фридрихсхафен, Роберт признался Маргарите, что таким способом хотел и проверить кое-что. Лежа ничком на траве, он быстро ощутил, как к нему стягивается вниманье. Люди подходили по одному, целыми семьями; многие вылезали из вагонов и присоединялись к собирающейся толпе. Американские охранники тут же сделали попытку протиснуться к Лею, но один беженец, по виду совсем старик, с неожиданной силой оттолкнул американца. Солдат выругался, но стерпел, однако, получив пинок от мальчишки лет пятнадцати, вскинул автомат.

Лей кожей чувствовал что происходит, но медлил подняться. «Нет, стычки я бы не допустил, – рассказывал он Маргарите, – но у меня было такое ощущение, словно мое