Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» - Марина Эльденберт

датчики, wi-fi, аккумуляторы, все по уму. Даже на сарае Ларионовых что-то ставил, а те ж глухие, ничего не поняли. Только махнули рукой — мол, пусть делает, раз для блага. Так что Елисей наш, Щукин, весьма непростой. Не гламурный мажор, который родился с золотой ложкой в жопе.

— Значит так, — голос Кощеева стал стальным. — Эта девка, Василиса… ее пока не трогать. Но слежка круглосуточная. Кто с ней говорит, где бывает, какие маршруты. Все. И этого спеца с камерами тоже пробейте. А на Елисея мне полное досье. Поняли?

— Поняли, — хором буркнули Артем с Быком.

— Принято, — отозвался Глеб.

— И еще. Если он передает видео в облако, нужно будет взломать и посмотреть, что там уже сохранилось. Если нет — найдите, где у него база. Пусть «случайно» что-то откажет. Проблемы со связью в деревне, как известно, дело обычное.

Глеб хмыкнул:

— Сделаем. А если они не остановятся? Или продавать так и не захотят?

Кощеев снова побарабанил пальцами по запястью.

— А на этот случай у нас есть Василиса. Но мы не трогаем ее… пока. Если Елисей продолжит в том же духе, эта Василиса исчезнет. Тихо. Без следа. Вот тогда и посмотрим, на что способен наш королевич.

Он посмотрел на небо, где звезды мерцали как неисправные точечные светильники, потом перевел взгляд на своих подчиненных и усмехнулся.

— Главное для нас сейчас — это земля. Остальное — мусор. Камеры, вся эта тупая деревенщина, спецы их доморощенные. Все решаемо. Мы тут власть, поняли? Не Елисей. Не Окунев. Мы.

Елисей

Впервые за долгое время Елисей снова стремился… в деревню. Даже не в свой коттедж, который построил, чтобы отдыхать от городской суеты и наслаждаться простыми, но такими красивыми видами, а в Лузянки. Больше того, он не мог дождаться выходных именно по этой причине, а каждый разговор с Василисой неизменно вызывал на его лице улыбку. Это было совершенно ненормально… Потому что еще неделю назад он встречался с Аней, собирался ехать с ней в Эмираты, но… девчонка из желтого «жучка» перевернула всю его жизнь с ног на голову.

Рядом с ее бабушкой Елисей словно снова оказывался в детстве. Об этом мало кто знал, но его бабушка с дедом тоже жили в деревне. Когда-то безумно давно он гостил у них в точности так же, как сейчас Василиса. Вот только домик у них был попроще, но зато дед, работающий егерем в тайге, учил его обращаться с пилой, топором и прочими прелестями жизни вдалеке от цивилизации. Вопреки представлениям многих о том, что он всю жизнь не вытряхивал жопу из офисного кресла, Елисей вытряхивал. И дом он построил не потому, что ему понравились виды, наверное, чтобы оказаться поближе к тем, кого уже нет.

Василиса и ее простая уютная доброта обнажали все то, что он считал давно забытым, законсервированным где-то глубоко внутри. Просто потому, что в современном мире немодно чувствовать, немодно предаваться ностальгии, немодно вспоминать деревенский дом со старенькими коврами, которые он от души лупил выбивалкой для пыли — такой старой, пластмассовой, узорчатой. И кружевные занавески на окнах, и теплый запах свежих, только что приготовленных пирожков.

Прогулка по Лузянкам как машина времени отправила его в собственное прошлое. Он не сказал об этом Василисе, ему это показалось лишним, но… наверное, она бы поняла. Да даже не наверное. Она бы как раз поняла, даже несмотря на то, что это было слишком личным и сокровенным для их более чем непродолжительного знакомства. Но разве не было сокровенным все то, что она ему показала?

Дороги, озера, деревенскую дискотеку, тихое кладбище…

Дед погиб, защищая диких зверей от браконьеров, поэтому Елисей с детства усвоил, что некоторые люди гораздо опаснее диких зверей. Поэтому понял, что сразу надо показать этим троим: за Василису, за Валентину Аркадьевну и за Лузянки есть кому постоять. Даже если этот плешивый председатель уже сдал позиции.

Со Львом Елисей познакомился на предыдущем месте работы, он занимался системами безопасности, имел репутацию, которую немногим удается заработать и в целом был мужиком надежным. Поэтому, отправляя его к Моргуновым, он был уверен, что все будет хорошо. Но просчитался: сначала ему позвонил сам Лев и сказал, что ублюдки подожгли пристрой Стрельцовых и здание администрации. Но если второе удалось потушить быстро, то у Стрельцовых сгорел пристрой, где обитали звери.

— Животные хоть не пострадали? — с трудом сдерживая клокочущую внутри ярость, спросил Елисей.

— Нет, к счастью, вытащили всех. Только хозяйка ожоги получила, но незначительные. Деревенские — они пошустрее городских будут, знают, что к чему. Василиса твоя вон лично стену дома с мужиками спасала от возгорания. И спасла. Потом еще дождь пошел, к счастью. Пожарные сюда бы не успели, сам понимаешь.

При мысли о том, что Василиса могла пострадать, все внутри похолодело.

— Уроды работали со знанием дела, на камерах не засветились, — прокомментировал Лев, предвосхищая его вопросы. — Только хмырь какой-то в трениках бродил по деревне, я его снял, можешь посмотреть в облаке. Или могу сам по базе пробить.

— Поставь камеры везде, где только можно. Мне неважно, сколько это будет стоить, — сказал Елисей. — Чтобы видно было все. Со всех сторон.

— Хорошо.

Они попрощались, и Елисей набрал Василису:

— Ты почему мне ничего не сказала? — набросился на нее с первого слова.

— А должна была? — опешила она.

— Рассказать о том, что у вас там пожар устроили?! И что ты его лично тушила? У вас там что, мужиков мало?

— А что это я должна в стороне сидеть?! — вскинулась она. — Там каждая пара рук была на счету. Лев бабушку защищал, а я побежала к ним.

Елисей вздохнул.

— Ты хоть понимаешь, что могла пострадать?!

— Ну не пострадала же!

Они говорили не по видеосвязи, но Елисей почему-то отчетливо представил, как она вздернула свой и без того немного вздернутый нос.

— Кроликов хотели пожечь, — неожиданно зло сказала она. — Твари! Увижу… палку в задницу суну, честное слово!

— Только постарайся, чтобы в этот момент с тобой рядом был я или Лев, — сказал Елисей. В том, что Василиса способна броситься на троих амбалов с палкой, он не сомневался. Впрочем, он ее прекрасно понимал, сам был такой же: когда обижают слабых — беззащитных женщин, детей, стариков и животных, инстинкт самосохранения отодвигается на второй