Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон

регулярным и желанным гостем в покоях Елизаветы в Букингемском дворце. Как она позже писала журналистке Бетти Шью, «мы стали впервые регулярно встречаться, когда Филипп получил двухлетнюю работу в школе для младшего офицерского состава ВМС в Коршеме. До этого мы едва знали друг друга. Он проводил у нас выходные, а когда школа закрылась на каникулы, он прожил в Балморале шесть недель. Какое это было счастье, что он наконец получил работу на берегу! Мы оба любили танцевать и ездили в Ciro’s, или Quaglino’s, или на вечеринки». Во время визитов принца Филиппа в Букигемский дворец Кроуфи выступала в роли «дуэньи» и снисходительно наблюдала за расцветающим на ее глазах романом. Ей нравилась веселая и неформальная манера поведения Филиппа, и она сочувствовала молодой паре, которая слишком мало времени проводила наедине, ведь за ними часто увязывалась Маргарет. Младшая принцесса не отставала от них ни на шаг, если только Кроуфи не придумывала какую-то причину, чтобы оставить молодых вдвоем.

Присутствие Филиппа в жизни Елизаветы сказалось на ней самым лучшим образом, и ее окружение сразу подметило эти перемены. Принцесса приобрела уверенность, научилась ценить шутку. На вечере, устроенном семьей Гренфелл в своем доме в Белгравии в феврале 1946 года в честь наступления мира, принцесса поразила хозяйку дома живостью разговора и точностью наблюдений. Елизавета насмешила присутствующих рассказом о часовом, который сбил свой головной убор ружьем, беря на караул и отдавая честь. Наследница замечала неприметные и смешные детали, что впоследствии ей пригодилось.

Многие одобряли выбор принцессы. На ужине в доме Элфинстонов в Биконсфилде один из гостей, сэр Майкл Дафф, назвал принца Филиппа «очаровательным» и утверждал, что тот обладает всеми качествами, необходимыми для популярности консорта при будущей королеве, – привлекательной внешностью, умом и смелостью моряка. То, что принц не знал никакого языка, кроме английского, Дафф также считал «превосходным и необходимым» качеством, «если принять во внимание мышление среднего англичанина с его врожденным предубеждением против любого языка, кроме собственного»1011.

Это было метко подмечено. Несмотря на то что мать принца родилась в Виндзорском замке, а сам Филипп получил образование в Англии и доблестно служил в королевском флоте, в некоторых придворных кругах его считали слишком европейским и пренебрежительно называли «варваром» и «немчурой Чарли Краутом». Эту инстинктивную враждебность вполне можно понять. Один из зятьев Филиппа, принц Филипп Гессенский, был арестован союзными войсками, а другого, принца Кристофа Гессенского, многие считали, хотя и ошибочно, организатором дерзкой дневной бомбежки Букингемского дворца.

По воспоминаниям Елизаветы, принц Филипп провел несколько недель в Балморале в течение первого лета после возвращения с войны. Хотя устроенный ему в замке экзамен не был таким строгим, как для курсантов в Коршеме, этот проверочный тест был и остается важным этапом в оценке будущих членов королевской семьи. В неформальной обстановке королевская семья хотела проверить, насколько принц-моряк сможет вписаться в их привычный образ жизни на природе, включавший охоту на оленей и тетеревов, рыбалку на лосося, а также многочисленные переодевания в течение дня. С последним у Филиппа вышла осечка. Его гардероб был так же скуден, как и его кошелек. Все наследство, оставленное ему умершим в 1944 году отцом, принцем Андреем, состояло из нескольких костюмов, кисточки для бритья с ручкой из слоновой кости и перстня с печаткой. Для визита в королевское поместье площадью 50 000 акров Филипп одолжил килт, который был для него немного коротковат. Желая обернуть свой промах в шутку, при встрече с Георгом VI Филипп, вместо того чтобы наклонить в приветствии голову, присел в поклоне. Однако король, который, как и его братья, весьма ревностно относился и к правильной форме одежды, и к соблюдению формальностей, совершенно не оценил шутки. Поведение Филиппа еще раз убедило его дворцовых недоброжелателей в том, что он представлял собой совершенно невоспитанного и чрезмерно самоуверенного молодого человека без гроша за душой, не имевшего ни кола ни двора, не говоря уже о королевстве, и мало чем отличался от обыкновенного европейского проходимца.

Охотничьи навыки принца так же мало впечатляли, как и его одежда. Егеря и загонщики называли его стрельбу «беспорядочной и лишенной меткости»12.

Однако Филипп метко попал в сердце принцессы, а это было самым главным. Однажды принц решительно и уверенно усадил принцессу в машину для прогулки по поместью и на пустынной вересковой пустоши под аккомпанемент отдаленных криков кроншнепов спросил, согласна ли она стать его невестой. Принцесса, заполнявшая свой альбом изображениями принца и многие месяцы державшая фотографию бородатого моряка-поклонника у себя на столе, тут же согласилась.

Получив согласие принцессы, Филипп официально попросил ее руки у короля. Согласие монарха требовалось в соответствии с Законом о королевских браках от 1772 года, который был принят парламентом в целях предотвращения неподобающих и неправомерных браков, способных подорвать положение королевского дома.

В течение шести недель пребывания в замке молодого принца король проникся к нему симпатией. Как и любой отец, он радовался, когда видел, как расцветала его дочь, чувстовавшая любовь и поддержку будущего мужа. В династическом отношении, если отбросить все оговорки, жених расценивался как вполне подходящий. Король дал свое согласие, но потребовал соблюсти одно условие.

В начале 1947 года должно было состояться королевское турне по Южной Африке, которое планировалось уже в течение многих месяцев. Георг VI попросил молодых подождать с официальным объявлением о помолвке до возвращения из поездки, которая должна была окончиться в мае. В сентябре дворец даже выпустил заявление с опровержением слухов об обручении.

Промедление подействовало на принцессу угнетающе. Она недоумевала, ведь она твердо знала, чего хочет. А родители проявляли нерешительность и использовали поездку в Южную Африку, чтобы подвергнуть чувства пары испытанию на прочность. Но на самом деле до объявления о помолвке принцу еще надлежало стать натурализованным гражданином Великобритании, что представляло собой непростую процедуру.

С большой неохотой пара согласилась подождать и продолжила скрывать свои чувства на публике. В благодарственном письме королеве Елизавете от 14 сентября 1946 года принц, обычно осторожный в проявлении эмоций, дал волю чувствам. Он писал: «Я уверен, что недостоин всех тех замечательных событий, которые со мной произошли. Я остался жив в войну и увидел победу. В сравнении с моим безоговорочным и всеобъемлющим чувством любви все другие личные и даже мировые проблемы кажутся мелкими и ничтожными»13.

Несмотря на то что пара согласилась держать свое обручение