Королева. Последняя биография Елизаветы II - Эндрю Мортон

В мае, когда королевский корабль отправился в обратный путь, вряд ли принцесса думала о том, что вернется в Южную Африку спустя почти полстолетия. Однако невероятные краски, бескрайнее небо и экзотическая кухня произвели на нее неизгладимое впечатление. Это была страна, где некоторые люди жили как короли, заключила принцесса.

Однако дома ее терпеливо ожидало собственное сокровище.

На подходе к Портсмуту Елизавета, по словам очевидцев, пустилась в пляс на палубе Vanguard. Она предвкушала, что час помолвки не за горами. Отец отдавал должное мужественному терпению дочери и позднее признавался ей в письме: «Я опасался, что ты посчитаешь меня жестокосердным, но я так хотел, чтобы ты поехала в Южную Африку, ты же знаешь»29.

Вернувшись в Англию, королевская семья поняла, что все их злоключения в долгой поездке не шли ни в какое сравнение с испытаниями, которые выпали на долю их подданных из-за катастрофических холодов. Во время самой лютой за всю историю наблюдений зимы страну захлестнули наводнения и снежные заносы, что привело к транспортному коллапсу, а также к ограничениям в снабжении углем и продуктами питания даже более суровым, чем в военное время.

На военно-морской базе в Коршеме принц Филипп, одетый в теплый китель, проводил занятия в промозглой аудитории при свечах. До отъезда королевской семьи в Южную Африку он согласился с доводами короля о необходимости отсрочить помолвку. Теперь ему не терпелось покончить с секретностью. Он не сидел сложа руки во время отсутствия Елизаветы. Филипп хорошо понимал, что его экзотическая фамилия и семейная история давали повод для критики. Для того чтобы пресечь нападки, в феврале он стал натурализованным гражданином Великобритании. Больше не существовало принца Филиппа Греческого и Датского, а был простой лейтенант королевского военно-морского флота Маунтбеттен. Все формальности завершились как раз к возвращению королевской семьи. Потребовалась легендарная способность его дяди дергать за нужные нитки, чтобы заставить суд и гражданский административный аппарат, совершенно безразличные к судьбе избранника принцессы, вставить необходимые документы в скоросшиватель, на котором красовалась надпись «британский гражданин».

Однако прошло еще два досадных месяца, прежде чем помолвка была официально объявлена. Король и королева по-прежнему пребывали в сомнении. Королева выразила свою нерешительность в письме Томми Ласселсу: «Можно только молиться за то, что она сделала правильный выбор. Полагаю, что да, но он по-прежнему темная лошадка»30.

Наконец 9 июля помолвку объявили. Официальной датой бракосочетания назначили 20 ноября 1947 года. Это известие оказало тонизирующее воздействие на нацию, которая вновь вернулась к унизительной карточной системе распределения и жила за счет продуктовых посылок от сочувствующих граждан из доминионов. Великобритания, возможно, выиграла войну, но она быстро теряла мир. Повсеместно действовал режим жесткой экономии, и это бросало длинную тень на подготовку к свадьбе.

Если у королевской семьи и придворных имелись сомнения относительно «темной лошадки», то есть принца, то по мере приближения дня свадьбы самого жениха тоже начали одолевать сомнения относительно собственных перспектив в качестве мужа будущей королевы. Неделю спустя после объявления помолвки Филипп поехал с принцессой в Эдинбург, где ей присвоили звание почетного гражданина. Во время благодарственной речи принцессы он стоял, почтительно отступив от нее на два шага. Это стало неукоснительным правилом, закрепившим его общественную позицию на многие годы.

После пары холостяцких вечеринок накануне свадьбы, во время завтрака в Кенсингтонском дворце принц спросил свою кузину Патрисию Маунтбеттен: «Я не знаю, назвать ли свою настойчивость в отношении этой свадьбы смелостью или глупостью?» Его кузина, понимая, что вопрос риторический и вызван нервным напряжением, ответила: «Я совершенно уверена, что это смелый поступок»31. Позднее она вспоминала: «Мы понимали, что он не просто приобретает близких родственников, но в придачу получает все составляющие придворной жизни. Он очень хорошо понимал, что впереди его ждут трудности»32.

Королева Нидерландов Вильгельмина считала, что Филипп «входил в королевскую клетку»33, о чем она не замедлила ему сообщить. Летом, которое принц впервые проводил в Балморале в качестве жениха принцессы, ему дали почувствовать, что его ждет. Многие из гостей, включая брата королевы Дэвида Боуз-Лайонс и членов аристократических семейств Элдон и Солсбери, не одобряли этот брак. Принц, понимая, что находится в недружелюбном стане, возможно, проявлял большую агрессивность и «задиристость», чем обычно. Придворные пристально наблюдали за парой и решили, что Елизавета была влюблена, но относительно жениха у них такой уверенности не было. Они сочли, что Филипп не слишком-то с ней церемонится. Со своей стороны, принц посчитал, что придворные, в особенности этот кривой страшила и дворцовый интриган Томми Ласселс, ведут себя надменно и презрительно. По мере приближения дня бракосочетания принц все более убеждался в том, что его считают ничтожеством, хотя и не лишенным привлекательности. Филиппа отстранили от всех приготовлений к свадьбе. Несмотря на то что он доблестно сражался во время войны, король счел слишком преждевременным приглашать на свадьбу сестер Филиппа, которые были замужем за аристократами-нацистами. «Здесь не может быть гуннов, война слишком недавно закончилась», – без обиняков заявила леди Памела Хикс 34. Филипп так же, как и его сестры, был разочарован, хотя он прекрасно понимал аргументацию короля.

В торжественный день в свадебной суматохе нацистская семья Филиппа была совершенно забыта. Когда принцесса Елизавета выглянула из окна своей спальни, находившейся на втором этаже, ее потрясла развернувшаяся внизу сцена. В тусклом ноябрьском свете сотни людей заполнили улицу Мэлл. Некоторые лежали на матрасах и одеялах, намокших под ночным дождем.

В Кенсингтонском дворце Филипп Маунтбеттен провел последнюю ночь в качестве холостяка. Офицер королевского военно-морского флота казался удивительно спокойным для человека, только что отказавшегося от курения по просьбе своей невесты. На церемонию он решил надеть свою довольно поношенную морскую форму, что понравилось королеве и ее друзьям. Несмотря на заштопанные носки, которые были на нем в этот день, теперь он мог себе позволить купить новые, так как его недельное морское жалованье в £11 ($600 в сегодняшних ценах) возросло до £10 000 в год в соответствии с «Цивильным листом», определявшим размер денежного содержания для членов королевской семьи. Но это был не единственный подарок жениху. За день до свадьбы король пожаловал ему Орден Подвязки. А в день свадьбы по распоряжению короля Филипп стал герцогом Эдинбургским, бароном Гринвичским и графом Мерионетским. В этом вопросе королю, который никак не мог решить, какой титул присвоить будущему зятю, вновь пришел на помощь Дермот Морра. Он составил список титулов в порядке их исторической значимости и соответствия конкретному случаю, три из которых