Сказки весеннего дождя. Повесть Западных гор - Уэда Акинари

– Ты умрешь, если будешь так себя истязать. Надобно думать о своем здоровье и терпеливо ждать господина Кавамори. Неужели ты поверила Фудзидаю? Он был во хмелю, к тому же его снедала злоба. Он хотел досадить тебе. Что же до господина Кавамори, то он уже уплатил пятьсот кан, и рано или поздно его выпустят на свободу, да будет милостива к нему судьба.

Мияги, воспрянув духом, принялась усердно читать и переписывать сутры, возложила цветы на домашний алтарь и зажгла благовонные курения. Она неустанно молилась милосердной Каннон храма Накаяма-дэра.

Тем временем Дзютабэй, все еще сидевший под домашним арестом, простудился и занемог. Прослышав, что некий лекарь Тома весьма сведущ в искусстве врачевания, он решил послать за ним.

Осмотрев Дзютабэя, тот объявил:

– Болезнь крайне опасна. Ваше счастье, что вы позвали меня. Еще немного – и было бы поздно.

С самоуверенным видом он самолично составил какое-то снадобье.

В доме Дзютабэя не было женской руки, и никто не умел доглядеть за больным. Все только суетились, но что проку от этого? Тем временем Тома каждый день заглядывал к Фудзидаю – осмотреть его мать – и докладывал начальнику станции: «Дзютабэй все еще тяжело болен». Тот, приблизившись к самому уху Томы, шептал: «Я дам тебе часть из тех пятисот кан, если ты подменишь ему лекарство».

Лекарь, однако, качал головой: «Вы просите об опасных вещах. Считайте, что я ничего не слышал». Но однажды… «Впрочем, ему все равно уже ничто не поможет», – проронил он, и хотя было ясно, что у Дзютабэя опухоль желудка, Тома продолжал пользовать его аконитовым корнем, и вскоре Дзютабэй умер.

Фудзидаю не помнил себя от радости и уплатил лекарю целых сто кан – будто бы за другую услугу.

Узнав о гибели Дзютабэя, Мияги совсем обезумела от горя и все твердила, что хочет последовать за возлюбленным. Хозяин тщетно пытался ее утешить.

– Даже молитвы Будде не помогли. Видно, такая была у него судьба. Тебе следует позаботиться о заупокойном молебствии, чтобы возблагодарить усопшего за все благодеяния.

Но уговоры не помогали.

Между тем Фудзидаю, поздравив себя с удачей, стал наведываться к Мияги, пытаясь добиться ее благосклонности ласковыми речами и обещаниями, но Мияги не уступала его домогательствам.

Утратив терпение, Фудзидаю позвал хозяина и выложил перед ним все, что осталось от пятисот кан покойного Дзютабэя.

– Я плачу за Мияги. Пусть она будет моей один месяц, – сказал он.

Алчность властна над любым человеком, и хозяин Мияги не был исключением.

– Хоть два! – возликовал он. – А накинете еще сколько-нибудь, так получите ее хоть на всю жизнь.

И объявил Мияги:

– Господин Дзютабэй ушел в мир иной, и теперь тебе не на кого опереться. Господин Фудзидаю – влиятельный человек, ты должна уступить ему.

Такое Мияги и в голову не приходило, и она не нашла, что ответить.

– Я купил тебя навсегда, – продолжал хозяин, – так что не думай, что тело твое принадлежит тебе. Родители твои умерли, тебя некому поддержать. А я – вспомни, я растил и заботился о тебе. Узы, связывающие тебя со мной, крепче уз крови. Если ты лишишь себя жизни и последуешь за господином Кавамори, то не только нарушишь волю своей родной матушки, но и отплатишь черной неблагодарностью нам, твоим приемным родителям. Положись во всем на господина начальника станции. Ну, ступай в гостиную и будь с ним поласковей!

Фудзидаю льстивыми посулами старался склонить к себе сердце Мияги:

– Если бы Дзютабэй и не умер, он все равно не пожелал бы сочетаться с тобой законным браком. У меня нет супруги, так давай же доживем нашу жизнь в любви и согласии и станем друг другу опорой!

Многое, чего и на уме у него не бывало, говорил он Мияги и наконец добился желанного – Мияги поставила рядом с ним изголовье.

Но однажды лекарь Тома, пришедший вместе с Фудзидаю, хлебнул лишнего, и язык у него развязался.

– Цветущая сакура близ храма Икута была прелестна, жаль только, что так скоро осыпались ее лепестки. Вечнозеленое дерево нашего Фудзидаю оказалось куда как более долговечным! – вопил Тома, дразня Мияги. – Ты пересела в надежную лодку!

– Откуда вам ведомо про цветущую сакуру? – вскричала Мияги. – Выходит, вы лгали мне с самого первого дня? Нет, вы только вглядитесь в его лицо – это же воплощенье порока! Как, как удалось вам завлечь Дзютабэя-доно[164] в ловушку? Он так страдал… О, если бы он не умер, он бы сумел наказать вас за все ваши подлые козни! – Мияги едва владела собой. Сказавшись больной, она стала избегать встреч с Фудзидаю.

В те времена у всех на устах было имя высокомудрого Хонэна[165] – священнослужителя высокого ранга, отмеченного высшей добродетелью. «Всякий, кто уверовал в благодатного Будду Амиду и возносит ему молитвы, легко войдет в рай», – проповедовал он. И люди – и благородного, и подлого звания – стекались к нему во множестве, истово повторяя молитву «Наму Амида Буцу».

При дворе экс-императора Го-Тобы[166] были две знатные дамы – красавицы Судзумуси и Мацумуси. Уверовав сердцем в ученье святейшего Хонэна, они целыми днями твердили «нэмбуцу»[167], а затем бежали тайком из дворца, приняли постриг и стали отшельницами, вступив на путь просветления.

Государь сильно вознегодовал на Хонэна. Он все размышлял, какое решение принять ему в связи с этим случаем, а тут как раз монахи с горы Хиэй[168] прислали на святейшего жалобу, где называли его «супостатом Будды». Государь, сочтя сие за благовидный предлог, повелел Хонэну удалиться в изгнание в провинцию Тоса[169].

Судно, на котором святейший Хонэн направлялся к месту изгнания, в тот день вошло в гавань Кандзаки. Хонэну предстояло продолжить путешествие морем, и он должен был пересесть на большой корабль.

Прослышав об этом, Мияги умолила хозяина отпустить ее ненадолго: «Я хочу лицезреть святого Хонэна, испросить у него покровительства и вознести вместе с ним молитвы о будущей жизни Дзютабэя-доно».

Хозяин с женой согласились. «Это праведное дело», – сказали они и отправили Мияги в гавань на маленькой лодке в сопровождении верной старухи и девочки-служанки.

Лодка святейшего Хонэна уже начала отходить от берега, и Мияги, повернувшись к нему, прокричала:

– Я живу в этом мире, занимаясь презренным делом. Прошу, научите меня молитве благодатному Будде Амиде! – Она, обливаясь слезами, умоляла Хонэна.

Святейший взглянул на Мияги.

– Я вижу перед собой женщину,