Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин

И все же русские пушкари сполна вернули должок наемникам-немцам и черкасам, сумевшим обмануть московских ратников в самом начале перестрелки – утром, когда Выговский бросил в атаку казачью голытьбу! Петр Бурмистров со товарищами наблюдали бой стрелецкого приказа – но, как позже выяснилось, самая яростная сеча развернулась именно у шанцев… Ведь там, как оказалось, ударила казачья конница! Получается, голытьба просто отвлекала русское войско – а главный удар гетман нанес по батареям в надежде, что конные черкасы перебьют подготовленных пушкарей да заклепают орудия… Слава Богу, охранявшие шанцы московские пикинеры и мушкетеры смогли удержать врага, покуда умельцы огненного боя перезаряжали орудия!

А уж там стегнули по ворогу картечью в упор, разом отбив у мятежных казаков желание драться…

Так вот, пока шла перестрелка, русские пушкари сбили на треть больше вражеских орудий с шанцев Выговского, чем потеряли собственных – включая и по неисправности стволов!

Правда, тут стоит добавить, что ляхи и черкасы упорно палили не только по московским шанцам, но и по гуляй-городу – в то время как голытьба вынужденно тянула извилистые апроши к русскому лагерю, бережась как от бомб, так и от стрелецких да солдатских залпов…

Покинуть же лагерь и отбросить ворога вылазкой никакой возможности не было. Мешал огонь артиллерии Выговского, мешали крутившиеся на отдалении татары, готовые в любой миг налететь на смельчаков, покинувших укрепление… И уже ближе к вечеру враг подвел апроши к гуляй-городу на каких-то полсотни шагов! А когда голытьба закончила свою работу, земляные ровики принялись заполнять «старые», опытные черкасы с хорошим оружием, наемники-драгуны – и даже турецкие янычары, коих привел с собой крымский хан.

Нашлось место и наемникам из валашской хоругви…

Между тем, возы и щиты-«туры» гуляй-город серьезно повредило огнем вражеской артиллерии, какое-то время целенаправленно разбивающих их в щепки. Велся обстрел и по самому лагерю – навесной огонь из вражеских мортир, кои черкесы умудрились затянуть в апроши; последние били как «калеными», зажигательными ядрами, так и бомбами. А напоследок, когда уже подвели апроши совсем близко, зарядили даже картечь!

Как понял Бурмистров, хитрые немецкие пушкари использовали каменный дроб, засыпанный в плетеные корзины с поддоном...

Сам Петр, как и его товарищи, и многие иные ратники его сотни нашли себе пристанище в наспех вырытых стрельцами извилистых ровиках; сами-то дети боярские были не очень привычны рыть землю. Хотя кто как, бедные однодворцы вполне могли и сами пахать да сеять, да боронить… Впрочем, большую часть поместной конницы князь Трубецкой вывел из лагеря, как только начался обстрел мортир. Вывел вместе с увечными и рейтарами, решив поберечь оставшуюся кавалерию и сохранить раненым жизнь…

Ну, а отступившим в гуляй-город стрельцам рытье апрошей далось куда легче и быстрее – как, впрочем, и донским казакам князя Ромодановского, и верным, левобережным черкасам Беспалого. Да и ратники солдатских полков довольно быстро закопались в землю… Только дети боярские не нашлись, чем, как и где рыть апроши.

Впрочем, ведь и те ровики, что стрельцы суетливо вырыли под вражеским обстрелом, далеко не везде успели соединить промеж собой…

Очередная бомба рванула в каких-то десяти саженях от апроши. И хотя взрывная волна ее уже не достала до ровика, а осколки полетели выше голов ратников, измазавшийся в жирным и влажном черноземе Жуков с искренней ненавистью процедил:

- Ироды! Ну, доберусь я до немецких пушкарей, кишки самолично выпущу…

Алексей говорил на полном серьезе, на что товарищи его лишь мрачно промолчали – все они разделяли его чувства. Все те, кто пережидал обстрел из пушек и мортир, вслушиваясь в свист бомб и их близкие разрывы… Да, Господь покуда хранил русских ратников, и еще не один вражеский снаряд не влетел в апрош. Но ведь если влетит – так сразу же братская могила, останется только сверху чуть землицы набросать!

От этих мыслей ратникам становилось дурно; вроде и не сражались – но устали даже сильнее, чем в предыдущий день, во время бою на переправе. Причем из-за обстрела не было никакой возможности сходить за водой – а ведь в самое дневное пекло пить хотелось просто страшно! Цедили понемногу из бурдюков, что делать… Ну, а про горячую кашу теперь уж и думать нечего; выходит, прав был Ворона, когда сберег копченое сало да сухари на грядущий день.

Впрочем, сало хоть и не ядреная солонина – да все одно после него пить хочется страшно…

К слову сказать, тезку Бурмистрова возвели в десятники, заменив выбывшего ранее десятского голову, поймавшего осколок гранаты в плечо. И теперь Ворона, прислонившись к земляной стенке, сосредоточенно и спокойно точил саблю, доводя лезвие до бритвенной остроты… Каждое прикосновение точильного камня с металлом звучало как предвестие грядущей сечи – а в задорно поблескивающих глазах стрельца читалась решимость. Он был точно уверен в том, что уже вскоре именно сабля станет его единственной защитницей… Причем готовя клинок к бою, Ворона бормотал себе что-то под нос и чему-то улыбался.

Петр, правда, не смог разобрать ни слова своего тезки…

- Слышишь, десятник? А ты случаем, умом-то не тронулся?

Жуков задал свой вопрос без всякой задней мысли, без привычного ему шутовства – он спросил серьезно, допуская, что нервное напряжение последнего дня может свести с ума. Так что внимательно, остро – и совсем недобро посмотревший на него стрелец, немного подумав, ответил лишь с легкой усмешкой:

- Время покажет. Но я не вижу смысла сидеть и трястись на дне ямы в ожидании «своей» бомбы – когда самой жизни, быть может, осталось всего на пару глотков… Смотри, черкасов уже набилось в апрошах будь здоров – вон, копья да стволы самопалов как густо торчат! А как только обстрел стихнет, они на штурм и пойдут… Видел, сколько уже брешей в стене гуляй-города? Вот тот-то и оно. Быть сече – злой и лютой сече, сын боярский! Уверен, что уцелеешь?! А вот пока бомбы летят, мы еще поживем…

Алексей не нашелся, что ответить, невольно потупившись под пристальным взглядом десятника. Но тут в разговор влез уже Ушаков, поделившийся своими тревогами:

- Я вот что думаю… А как же Конотоп? Сможем мы продолжить осаду, коли в тылу столь великое войско татар да черкасов с ляхами?

Ворона равнодушно пожал плечами:

- Слишком далеко заглядываешь, сын боярский. Нам хотя бы сегодня пережить нужно…

Немного помолчав, десятник бросил саблю в ножны, после чего продолжил: