Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин

Ворона задумчиво промолчал – а вот Ушаков, не удержавшись, фыркнул:

- Вот ты, Петька, даешь! Даже мне о том было неведомо, почему мы дети боярские и как стали поместной конницей – хотя историю своего рода я знаю, и предок мой на Куликах бился…

Бурмистров развел руками:

- Так не один монах Иоанн говорил о том, что знания лишними не бывают. Мне о том и батюшка твердил… Да только речи басурманской я все одно не разумею.

Стрелецкий десятник понятливо кивнул – а после вдруг подобрался, схватился за заряженную пищаль:

- Слышите?! Копыта вроде по воде бьют!

- Точно…

Васька Шилов утвердительно кивнул, первым высунувшись из апроша – после чего с удивлением протянул:

- Что за диво? Вроде татарин… Но один. И рубаха на нем, кажись, белая?

Товарищи Шилова смогли воочию убедиться в его правоте, взглянув на реку. Через брод неторопливым шагом двигалась невысокая лошадь с припавшим к ее холке всадником, не подающим признаков жизни.

- Может, черкаса мертвого конь везет?

- Да вроде как лук и стрелы к седлу приторочены…

- Так ведь и среди казаков есть лучники.

Ворона, ответив Василию, нетерпеливо вскинул заряженную и готовую к бою пищаль, после чего громко закричал:

- Стой! Кто идет?!

На самом деле десятник не особо рассчитывал на ответ – но, когда лошадь приблизилась к берегу, всадник ее «ожил», приподнявшись в седле, после чего негромко бросил в ответ:

- Свои…

- Какие свои? – рявкнул стрелец. – Назовись!

- Ротмистр фон Ронин, рейтарская шквадрона полковника фон Галена... – едва слышно раздалось во тьме.

- Сашка, ты?! – на мгновение обмер Ворона, после чего буквально выпорхнул из апроша. За головой последовали стрельцы и Шилов, прочие же дети боярские остались в ровике: а ну как ловушка какая хитрая?

Но нет – десятник признал ротмистра и поспешил помочь ему спустить с коня, при этом бережно придерживая. Уже в несколько рук рейтара спустили в апрош, где последний негромко попросил:

- Воды…

- Ты как? Как?! Откуда? Бежал?!

Бурмистров разглядел множество кровавых подтеков на исподней рубахе офицера – а явно растерявшийся Ворона дал своему знакомцу испить из бурдюка. После чего тот глухо, но уже куда более окрепшим голосом заговорил:

- Бежал, Питер, бежал я… Когда на лагерь татарский вышли битые вами черкасы, сумятица поднялась, паника среди поганых. Думали, русские ратники через реку атакуют, казаков преследуют…

Ротмистр прервался, жестом попросив еще попить. И когда Ворона аккуратно поднес к его губам горлышко бурдюка, немец (ну Фанронин же!) сделал еще пару глубоких глотков – прежде, чем продолжить:

- Разумом я понимал, что Трубецкой не отважится напасть на татар, когда большая часть его собственной конницы сгинула… Да еще бы пришлось перейти реку, к которой его бы позже и прижали. Но то разум… А вот в сердце вспыхнула столь яркая надежда! Да и не у меня одного – многие полоняники попытались освободиться, кому-то даже удалось… Мне вот помог запорожец Беспалого – да только срубил его татарин, со спины срубил…

Ротмистр на мгновение прервался – но после продолжил:

- А у меня в глазах все помутнилось, я с голыми руками на ордынца напал. За запястье схватил, не дал себя ударить – а нож поганого из-за пояса вырвал, и его же ножом ворога и пырнул… Правда, на то ушли последние силы – а на крик ордынца уже помощь ему поспевала… Я плохо поступил, знаю, что плохо – бросил товарищей! Но видит Бог! Промедли бы я хоть секунду, то обрек бы себя и пленников на верную смерть – от татар бы все одно не отбились… А так я вскочил в седло – и бросился вскачь, и скакал от степняков, пока не сморило… Потом окончательно выдохся, как и мой конь – и все же я сумел направить его к броду, оторвавшись во тьме от погони… Не иначе Пресвятая Богородица Покровом своим укрыла, от поганых спрятала.

Сделав еще глоток, немец негромко попросил:

- Не суди меня строго, Питер. Татарский полон… Жуткая вещь. Я бы действительно не смог им помочь…

Вконец обессиливший офицер замолчал, на что Ворона лишь энергично мотнул головой из стороны в сторону:

- Ни в коем разе не сужу, Саша! Скажи только – что наши? Много побило, много полоняников? Что князья?!

Ротмистр ответил через силу, с явным напряжением:

- Побило… Многих. А всех увечных, кто сам идти за обозом не смог бы… Тех зарезали, словно какой скот. Но и оставшегося полона тысячи полторы, а то и две наберется.

Сделав краткую паузу, перевести дух, Фанронин продолжил:

- Князь Семен Львов сильно поранен, но в полоне… А вот окольничий Семен Пожарский по слухам бранил хана и его приближенных самыми последними словами… За что Гирей приказал отрубить ему голову.

Помрачневший Ворона обернулся к своим стрельцам:

- Паша, Гришка! Я его раны сейчас обработаю – а после поможете ротмистру в седло сесть, и доведете до князя Ромодановского! Да повторите князю все, что Александр смог мне рассказать…

Стрельцы дружно закивали, в то время как десятник принялся перевязывать своего товарища. Не сдержав любопытства, Шилов вопросил:

- Петр, а откуда ты цельного ротмистра знаешь, да еще по-свойски с ним так гутаришь?

Ворона ответил не сразу, аккуратно обрабатывая лекарской мазью крепко воспалившиеся порезы на руках ротмистра.

- Дружок это мой закадычный, Александр Фредерик фон Ронин… Когда наш приказ в Москве стоял, я бывал в кабаках новой немецкий слободы – был грешок, чего уж там? Да больно мне нравилась дочка одного кабатчика… Однажды к ней пристал захмелевший иноземец – ну так и я был под легким хмельком. Встал, в лоб ему разок дал, он наземь брык! Вот только у немца товарищей было человек пять. Из-за лавок все вскочили, да за шпаги схватились – я же без сабельки был… Но и с клинком против пяти не сдюжить.

- Вон оно как… Выходит, Сашка тебе помог? – потер лоб Василий.

- Да… Он встал на их пути, строго закричал, стыдил, обещал доложить офицерам… За шпагу сам не хватался, на словах устыдил. Так и познакомились, а там уже и подружились…

Петр немного помолчал – но видно нахлынули воспоминания, решил сам продолжить свой сказ:

- Дед Сашки, Себастьян фон Ронин, также на Руси бывал – и ведь воевал среди наемников