Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

когда с вызовом вопрошал: «Ты, который объездил множество стран, разве тебе приходилось видеть землю, обработанную лучше, чем в Италии?.. Разве Италия не переполнена фруктовыми деревьями настолько, чтобы казаться одним большим садом?»{1226} В южной части Кампании, между Салерном и Суррентом, вдавался в море обрывистый полуостров. Среди виноградников и плодовых деревьев на холмах гнездились виллы, гирляндой обвивавшие побережье. Суррент был так же прекрасен, как и сегодняшний Сорренто. Плиний Старший называл его «радостью самой Природы», которая одарила город всеми своими дарами{1227}. Кажется, что за два тысячелетия здесь мало что переменилось. Люди и обычаи, вероятно, остались прежними, почти теми же остались и их боги; острые утесы по-прежнему противостоят нескончаемой осаде моря.

Против этого мыса лежит гористый остров Капреи (Капри). На южном берегу залива дымит Везувий и спят под слоем лавы Помпеи и Геркуланум. Затем следует Неаполь, «Новый город», во времена Траяна самый греческий из италийских городов; в неаполитанской лени чувствуется сегодня воспоминание о старинной приверженности этого города любви, искусству и спорту. Народ был италийским, культура, обычаи, игры — греческими. Здесь стояли прекрасные храмы, дворцы и театры; раз в пять лет здесь проводились те самые музыкальные и поэтические турниры, на одном из которых лавры победителя достались Стацию. В западной части залива находился порт Путеолы (Поццуоли), в названии которого слышался отголосок того зловония, что поднималось от его серных водоемов{1228}; город пышно разрастался благодаря участию в римской торговле и обработке железа, керамики и стекла; здешний амфитеатр благодаря хорошо сохранившимся подземным переходам демонстрирует, как попадали на арену гладиаторы и звери. Напротив путеольской гавани мерцали байские виллы, вдвойне притягательные своим расположением между горами и морем; здесь развлекались Цезарь, Калигула и Нерон, сюда ревматические римляне приезжали купаться в минеральных источниках. Это место выгодно славилось как примет игроков и распутников; Варрон сообщает, что здесь девы были общим достоянием, а многие юноши — девами{1229}. Клавдий считал побывавшего там однажды Цицерона навеки опозоренным{1230}.

«Думаешь ли ты, — спрашивает Сенека, — что Катон стал бы жить во дворце наслаждений, следя глазами за проплывающими мимо похотливыми бабенками, раскрашенными во все цвета барками, рассыпаемыми над озером розами?»{1231}

В нескольких милях к северу от Байев, в кратере потухшего вулкана было разлито Авернское озеро, из которого поднимались столь густые серные испарения, что легенда утверждала, будто ни одна птица не сможет перелететь на другой берег и остаться живой. Рядом с ним находилась пещера, по которой Эней, согласно эпосу Вергилия, совершил свой facilis descensus Avemi в Тартар. К северу от озера лежал древний город Кумы, постепенно угасающий в силу того, что большая привлекательность его дочернего города — Неаполя, более удобные гавани Путеол и Остии и более ловкие ремесленники Капуи окончательно подорвали его благосостояние. Капуя вдавалась в глубь суши на тридцать миль; она лежала в плодородном регионе, в котором иной раз снимали по четыре урожая в год{1232}; ее бронзовые и железные изделия не знали себе равных в Италии. Рим так жестоко покарал её за поддержку Ганнибала, что на протяжении двух столетий она не могла подняться, и Цицерон отзывался о ней как о «пристанище политических трупов»{1233}. Цезарь восстановил ее, направив в Капую тысячи новых колонистов, и во времена Траяна она благоденствовала вновь.

Перечисленные в столь быстром темпе, эти крупнейшие города античной Италии остаются лишь бесплотными именами; мы ошибочно полагаем, что это — только слова на карте, и с трудом осознаем, что на деле они были шумными вместилищами чувственных людей, жадно стремившихся к еде и питью, женщинам и золоту. Давайте же разроем прах одного из римских поселений и по его сохранившимся капризом случая останкам попробуем явственно представить себе, как протекала жизнь в этих древних городах.

II. ПОМПЕИ

Помпеи были одним из незначительных городков Италии, почти не упоминавшимся в латинской литературе, которая, правда, помнила о помпейских овощах, капусте — и трагедии. Основанные осками, возможно, не позднее Рима, населенные выходцами из Греции, захваченные Суллой и превращенные в римскую колонию, Помпеи были частично разрушены землетрясением 63 г. н. э. и постепенно поднимались из развалин, когда Везувий сокрушил их окончательно. Двадцать четвертого августа 79 года вулкан взорвался и взметнул в небо пыль и камни, которые поднялись высоко в воздух среди облаков дыма и языков огня. Проливной дождь превратил извергнутую породу в грязевой поток, который за шесть часов накрыл Помпеи и Геркуланум слоем в восемь-десять футов. Весь этот и весь следующий день содрогалась земля и рушились здания. В развалинах театров{1234} находили свой последний приют несчастные зрители, сотни людей задохнулись от дыма и пыли, а приливная волна не позволила бежать морем. Плиний Старший был в то время командующим западным флотом в Мизене, близ Путеол. Тронутый призывами о помощи, движимый любопытством, к столь удивительному явлению, которое ему хотелось увидеть своими глазами, как бы изнутри, он сел на небольшое суденышко, причалил к южному побережью залива и спас нескольких беглецов; но так как команда бежала от приближавшегося камнепада и дыма, старый ученый выбился из сил, упал и погиб{1235}. На следующее утро его жена и племянник присоединились к отчаявшейся толпе, которая бежала вдоль побережья, в то время как продолжающееся извержение от Неаполя до Сорренто превратило день в ночь. Многие беглецы, потерявшие в темноте мужей, жен, детей, сеяли еще больший ужас своими криками и рыданиями. Некоторые молили о помощи всевозможных богов; некоторые кричали, что боги мертвы и наступил давно предрекавшийся конец света{1236}. Когда на третий день небо наконец прояснилось, лава и грязь укрыли Помпеи по самые крыши, а Геркуланум полностью исчез с лица земли.

Из приблизительно двадцатитысячного населения Помпей, по-видимому, около двух тысяч лишились жизни. Некоторые из погибших были сохранены, забальзамированные вулканической породой: дождь и пемза, пролившиеся на них, превратились в вязкое вещество, которое, высохнув, застыло. Содержимое этих импровизированных изложниц предстает перед нами в виде ужасных гипсовых слепков. Немногие уцелевшие выкапывали из развалин все, что представляло собой какую-нибудь ценность; потом это место было заброшено, и время медленно засыпало его землей. В 1709 г. некий австрийский генерал попытался пробиться к развалинам Геркуланума, но слой туфа оказался настолько толстым (в некоторых местах он достигал двадцати пяти футов), что раскопки приходилось проводить очень медленно, прибегнув к помощи весьма дорогостоящего штольневого метода. Извлечение Помпей из-под земли было