Слушай, Германия! Радиообращения, 1940–1945 гг. - Томас Манн

Ваши правители внушили вам, что свобода это устаревшая чепуха. Поверьте мне, свобода все еще существует — невзирая ни на какую болтовню доморощенных философов и ни на какие капризы истории духа, она всегда будет тем же, чем была две тысячи с небольшим лет назад — светом и душой Запада, — а любовь и слава истории будут принадлежать тем, кто погиб за нее, а не тем, кто давит ее танками.

Вы откажетесь от любви и славы, если только у вас будет успех, способный все собой заменить? Может быть, хотя бы лучшие из вас вспомнят, что бывает ложный и пустой, ничтожный и разрушительный успех в отличие от подлинного и настоящего, который сопутствует тем, кто служит человечеству и находит его признание. Вы слишком сильно верите в голый, очевидный успех, в силу, в войну. И если такой народ, как немцы, в течение семи лет избегает любых других мыслей, кроме как о войне и подготовке к ней, если он отбрасывает все, что может стоять на пути этой мысли — свободу, правду, человечность, умение наслаждаться жизнью, — если он создает настоящее государство войны и все свои способности концентрирует на том, чтобы морально и физически к ней подготовиться — притом в мире, который не готов к войне, испытывает к ней отвращение, больше не верит в нее и внутренне привержен миру, — если все это так, как не быть тому, что развязанная наконец война выглядит величайшим историческим событием и триумфом над целым миром? Никакого волшебства в этом нет; тут нечему удивляться и тем более нечем восхищаться. Это неизбежно. И все же недоступно никакому разумению. И за этим нет ничего, кроме взбивания кровавой пены.

Я говорю вам в дни вашего величайшего упоения гордыней — и повторю это даже в том случае, если впереди вас ждут еще большие триумфы: этого не примут и этого не потерпят. Не думайте, что достаточно взять человечество в железные тиски, и оно склонится перед тобой. Оно не склонится потому, что так не умеет. Можно думать о человечестве сколь угодно насмешливо, с самым ядовитым и горьким скепсисом, но в нем, при всем несовершенстве или даже убожестве, неоспоримо и негасимо присутствует божья искра, искра духа и добра. Мир, ставший продуктом победы Гитлера, был бы не только миром универсального рабства, но и миром абсолютного цинизма, миром, в котором совершенно невозможно верить в доброе и высшее в человеке — миром, целиком принадлежащим злу, подчинившемся злу. Так не бывает, такого нельзя вынести. Восстание человечества против гитлеровского мира, где разуверились в духе и добре — в этом восстании можно быть уверенным, как ни в чем ином на свете: это будет стихийное восстание, перед которым «железные тиски» рассыплются, как труха.

Отчаянное восстание человечества против все-го немецкого — неужели должно дойти до этого? Немецкий народ, насколько же сильнее тебе следует бояться побед твоих вождей, чем их поражения!

Май 1941

Немецкие слушатели!

Президент Соединенных Штатов Америки держал речь. Весь мир живет теперь под знаком его исторического выступления. Это речь лучшего, вероятно, наиболее ясно и мудро мыслящего в сегодняшнем мире государственного мужа, а не одержимого мрачными и злобными инстинктами фанатика. Эта речь самым серьезным и ответственным образом подтвердила то, в чем я снова и снова заверял вас в своих посланиях, которыми пытался достичь вашего слуха, — а именно, что гитлеровский мир, миропорядок порабощения и цинизма, эта концепция мрачного и больного сознания неприемлема. Мир не примет, не потерпит ее и не склонится перед нею. Президент объявил режим неограниченного чрезвычайного положения, это означает, что он призвал руководимую им великую демократию к воинской дисциплине и единению против внешнего врага, являющегося врагом всех людей доброй воли, и дал безоговорочно понять, что мир с Гитлером, так называемый переговорный мир, не будет заключен никогда, потому что он был бы ничем иным, как победой зла и низости, смертью свободы и человеческого достоинства.

Теперь вы знаете точно то, что и так предчувствовали. Вам не будет мира — никогда, покуда вы сражаетесь за преступную шайку, которая нынче помыкает вами. Бесконечно, безгранично будет продолжаться страшная авантюра, в которую вас втянули эти ничтожества, год за годом. Вы сами признаетесь себе, что бы там ни пытались вам внушить, что окончательная победа Гитлера отодвинулась на более дальнюю перспективу, чем когда-либо, потому, что Америка кладет на чашу весов свободы и лучшего будущего человечества всю свою мощь, свои гигантские ресурсы. Конечно, вы можете сказать себе и то, что Германию, вследствие основательности ее военной машины, которую она строила долгие годы, и влияния, которое она приобрела в неподготовленном к таким событиям и лишенном единодушия мире, также, со своей стороны, еще долго не удастся принудить к капитуляции.

Ваши хозяева и учителя еще долго не будут испытывать недостатка в средствах достижения дальнейших сомнительных побед, будут продолжать множить злодеяния и заставлять вас дальше разыгрывать среди народов отвратительную роль одержимых и невменяемых. Они будут все больше делать из вас то, чем вы точно не желаете быть. Предстоящее может оказаться целым историческим периодом опустошительной войны, от которой, вне всякого сомнения, больше всего будет страдать несчастный континент, попавший Гитлеру в руки. И все это потому, что ваши вожди хотят навязать миру (и не могут иначе, чтобы продержаться на плаву) такую систему, которой мир не примет ни за какую, даже самую высокую цену.

Однако президент Рузвельт от имени Америки и англосаксонской цивилизации отверг не только недостойный человека мир, которого желает и вынужден желать Гитлер, но и ту разновидность мира, которая существовала в годы между Версалем и образованием Третьего рейха. Он однозначно заявил, что нельзя позволить вернуться такому состоянию мира, при котором смогли бы прорасти и взойти новыми катастрофами семена гитлеризма. Ваши противники не хотят назад в прежний мир, это ложь, когда вам говорят, что они лишь держатся за старое и желают только сохранения за привилегированными народами и классами их привилегий. Гитлеровская революция — сплошной обман; он не революционер, а лишь разбойник, извлекающий свою выгоду из мирового кризиса, — кризиса, который должен привести народы на новую и более высокую ступень их социального устройства и зрелости. Справедливость и свобода, равная возможность для всех пользоваться благами цивилизации должны стать основой грядущего мира; будущее принадлежит сообществу свободных наций — свободных, но ответственных перед сообществом и готовых, исходя из этой ответственности, жертвовать устаревшими принципами национального суверенитета. Но никто не может