Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

в Англию или Соединенные Штаты. Они приносили ведра горячего чая и кружки и передавали их в вагоны через окна, стараясь подбодрить этих скитальцев. Как позже рассказывал сам Дэвид Коэн, этот юношеский опыт сформировал в нем на всю жизнь стремление облегчить страдания евреев{68}.

Наряду с изучением в Лейденском университете классической литературы (на греческом языке и на латыни) Дэвид Коэн продолжал помогать еврейским беженцам из Восточной Европы, став секретарем Голландского сионистского союза (Nederlandse Zionistenbond) и организуя для членов Голландской студенческой сионистской организации лекции на тему исторической родины. В 1926 году он был назначен профессором в Амстердамском университете, где он проработал двадцать семь лет на кафедре классической литературы, а в 1933 году помог основать Комитет по особым еврейским интересам (Comité voor Bijzondere Joodsche Belangen), став его секретарем.

Это была зонтичная организация Комитета по делам еврейских беженцев, председателем которого был Дэвид Коэн. Абрахам Ашер тоже имел большой послужной список дел в интересах еврейской общины и практических шагов по оказанию помощи беженцам. До войны он являлся видным либеральным политиком, президентом Нидерландско-израильской конгрегации (Nederlands-Israëlitisch Kerkgenootschap), которая представляла собой сообщество еврейских синагог в Голландии{69}.

Подобно Дэвиду Коэну, Абрахаму Ашеру и Мирьям Леви, для многих людей с таким же опытом было неприемлемо находиться под опекой немецких властей. Будущий шурин Мирьям Леви, Макс Болле, также активно работавший в Еврейском совете, являлся членом Голландской сионистской ассоциации, в то время как другие принимали активное участие в еврейской культурной жизни через академическую деятельность, журналистику, искусство, медицинские проекты, науку. Работа на нацистов противоречила их убеждениям, их традициям, их мировоззрению. Тем не менее лишь немногие из них вышли из состава Еврейского совета. У Дэвида Коэна была возможность бежать из Нидерландов еще до капитуляции страны, однако он отказался бросить еврейских беженцев на произвол судьбы. У Абрахама Ашера тоже был шанс бежать в Швейцарию, но он точно так же отказался уезжать{70}.

Мирьям Леви объяснила одну из причин прагматического характера, по которой она осталась работать в Еврейском совете: «В то время не было других возможностей устроиться на работу. Я не могла устроиться на работу в нееврейскую ассоциацию или нееврейскую компанию, потому что им не разрешалось нанимать евреев. Все еврейские предприятия были переданы под арийское управление. Меня бы нигде не приняли на работу. Мне никогда не приходило в голову сказать: «Все, раз так, то я больше работать не буду». Я не могла себе этого позволить».

Многие согласились работать в Еврейском совете, потому что были уверены: это поможет им защищать евреев. Абель Й. Герцберг, ученый-юрист, являвшийся одним из редакторов газеты Het Joodsche Weekblad («Еврейский еженедельник»), которую издавал Еврейский совет, прекрасно понимал, что нацисты превратили это издание в рупор немецкого правительства. Большинство его сотрудников ранее работали в газете Nieuwe Israeliëtisch Weekblad («Новый израильский еженедельник»), публиковавшей статьи по еврейским вопросам. Теперь это издание утратило свою самостоятельность, все его публикации подвергались строгой цензуре. Все, что не служило целям оккупационного режима, не имело никаких шансов попасть на станицы издания. Тем не менее после войны Абель Й. Герцберг утверждал, что он служил «последним средством связи между покинутыми и изолированными»{71}.

Многие полагали, что Еврейский совет станет своего рода буфером, промежуточным звеном между жестким нацистским режимом и все более уязвимым еврейским сообществом. Дэвид Коэн часто озвучивал цели организации как попытку «предотвратить худшие» бедствия для еврейского населения. Сотрудник Института исследований войны, Холокоста и геноцида Эрик Сомерс, биограф Дэвида Коэна, охарактеризовал эту позицию как «наверняка наивную», в то время как его коллега Лориен Вастенхаут, которая изучала историю Еврейского совета, считала, что в сложившихся обстоятельствах они сделали все, что могли. «С их точки зрения, не было никаких альтернатив, кроме как сотрудничать и пытаться предотвратить репрессивные меры», – утверждала она[62].

К октябрю 1941 года рейхскомиссар Нидерландов обергруппенфюрер СС Зейсс-Инкварт запретил все национальные и местные еврейские организации, и Еврейский совет Амстердама стал единственным посредником между немецкими властями и еврейскими общинами страны. После того как все остальные еврейские организации, кроме Еврейского совета, были постепенно распущены, Совет стал единственным представительством евреев и единственным учреждением, к которому они могли обратиться для решения своих проблем.

Еврейский совет выдавал разрешения на поездки и переезд, собирал налоги и оказывал финансовую и социальную поддержку неимущим, а также помогал безработным в трудоустройстве. Когда еврейским детям было запрещено посещать государственные школы, Еврейский совет стал координировать и контролировать деятельность вновь созданной системы еврейских школ. Хотя многие относились к Совету (даже в первые дни его существования) с большим подозрением, немало людей проявляли готовность тем или иным образом взаимодействовать с ним. В конце концов, любой сотрудник Еврейского совета, как и обещал Зейсс-Инкварт, получал в своем удостоверении личности соответствующий штамп, который защищал его от депортации – до поры до времени.

В то время как в еврейской общине происходила эта реорганизация, семьи многих из 400 исчезнувших евреев во время облав 22 и 23 февраля мало что смогли узнать о своих отцах, мужьях, братьях и сыновьях.

«Ходили самые невероятные истории о том, как немецкие солдаты навещали родственников тех, кто погиб в Маутхаузене, и заявляли, что те на самом деле еще живы, – писала Мирьям Леви. – Сегодня никто уже не верит, что эти молодые парни на самом деле не были замучены до смерти. Возможно, мы никогда так и не узнаем, что же произошло на самом деле»{72}.

Восемьдесят лет спустя благодаря голландскому историку Уолли де Ланг мы наконец знаем, что случилось с каждой из тех жертв. Уолли де Ланг поставила перед собой задачу узнать о судьбе каждого отдельного человека{73}. «Было проведено много исследований о героическом сопротивлении 25 февраля, – рассказывала она мне, – но до сих пор весьма мало известно о том, что же стало его причиной»[63].

Уолли де Ланг приступила к своим исследованиям в 2017 году и к 2021 году, к восьмидесятой годовщине тех событий, смогла отследить биографии и судьбы 390 человек, схваченных нацистами в ходе полицейских рейдов. О результатах своих изысканий она опубликовала книгу. Добытые ею сведения были также представлены на выставке в городском архиве Амстердама.

Первое, что ей предстояло сделать, – это точно выяснить, сколько именно евреев было схвачено полицией. Согласно данным Ло де Йонга, их было 425 человек. Именно эти данные использовались историками многие годы, однако другие исследователи называли цифры 400 или 380 человек. В тот день неизвестный немецкий солдат сделал двадцать один снимок и отснятую пленку отдал в печать в фотоателье «Капи-Люкс» на площади Рулофа Харта. Сотрудники фотостудии, которые были членами Движения сопротивления, тайно сделали дополнительные копии фотографий с этой пленки, которые благодаря этому смогли сохраниться после войны.

«Общего списка не было, – сообщила мне Уолли де Ланг. – Каких-либо списков, составленных немецкими властями, до наших дней не сохранилось. В архивах о военных казармах Схоорл, где содержались евреи и политические заключенные, тоже ничего не было. Я понятия не имела, где мне искать исходные списки. Поэтому мне пришлось реконструировать их самыми разными способами». Она объединила шесть архивных записей и обнаружила, что всего схватили 403 человека, тринадцать из них сразу же отправили обратно в Амстердам, потому что у них выявили подозрение на туберкулез, а 390 задержанных этапировали дальше.

Уолли де Ланг обнаружила, что в основном это были молодые мужчины из рабочей среды и бедных семей. Многие из них работали старьевщиками и торговцами подержанными скобяными изделиями. Уолли де Ланг так описывает их в своей книге: «Среди задержанных – 43 лоточника, 66 рыночных торговцев и 33 портных». Десятки семей потеряли двух или более своих родственников из числа мужчин; среди жен, схваченных полицией, двадцать четыре были беременны.

Первая группа задержанных в результате полицейского рейда поздно вечером в субботу и днем в воскресенье была доставлена в казармы Схоорл, которые были превращены в лагерь для заключенных. На евреях была только одежда, в которой их схватили, – как правило, достаточно