Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

В этом-то и таится ключ к лицевой аппроксимации. Мы выглядим по-разному из-за особенностей строения наших черепов. Череп – что-то вроде арматуры для мышц, жира и плоти, которые наслаиваются на них. Если у вас широко расставленные глаза, это потому, что орбиты в черепе удалены друг от друга. Квадратный подбородок? Дело в квадратной нижней челюсти. Широкий нос? Большая назальная апертура.

Всякий раз, когда я провожу занятия на эту тему, кто-нибудь да спросит:

– А откуда вы знаете, как выглядел этого человек?

Я и не знаю. Ни один судебный художник не знает наверняка. Мы основываемся только на имеющейся у нас информации. И надеемся, что сходство будет достаточным, чтобы кто-то остановился, присмотрелся внимательнее и подумал: «Хм, это может быть моя двоюродная сестра Клара, которую я десять лет не видел».

Иногда после опознания мы бываем поражены, насколько велико сходство с пропавшим человеком. Иногда удивляемся, как аппроксимация вообще сработала. Даже простой картинки рядом с заметкой порой бывает достаточно, потому что внимание у людей очень рассеянное. Именно поэтому в «Фейсбуке» добавили чаты, где можно выражать свое мнение или желать кому-нибудь счастливого Рождества. Только чтобы привлечь больше внимания.

ФБР много что делает правильно – и лицевая аппроксимация тоже сюда относится. Это командная работа, и она начинается еще до того, как череп попадает на стол к судебному художнику. Обычно первым делом при обнаружении тела (или его частей) полицейские вызывают на место судмедэксперта. Но он занимается только останками, на которых еще сохранилась плоть.

Если останки полностью скелетированные, вместо судмедэксперта приезжает судебный антрополог. Он оказывается на месте преступления далеко не первым (судебных антропологов в полиции и ФБР куда меньше, чем судмедэкспертов), но рано или поздно скелетированные останки оказываются в его руках.

Следователь по делу о неопознанных останках может работать как в полиции, так и в офисе коронера. Все зависит от юрисдикции.

Затем приходит очередь судебного художника. Как правило, он сам решает, какой метод аппроксимации использовать: трехмерную скульптуру или двухмерный рисунок. Оба метода следуют одинаковым процедурам и протоколам. Выбор зависит от того, какой техникой художник лучше владеет, какие тренинги проходил и знаком ли с новейшими приемами в избранной методике.

Лицевую аппроксимацию часто называют «сочетанием науки и искусства», и это действительно так, если она выполняется верно. Что я имею в виду под «верно»?

Во-первых, человек, пытающийся создать скульптуру, должен обладать продвинутыми навыками рисования и лепки. Перефразируя Эмерсона: «Каждый художник когда-то был любителем, но любителя к черепу и близко подпускать нельзя». Это последний шанс для человека, чтобы его опознали, поэтому, если у художника нет достаточных навыков для создания достоверной лицевой аппроксимации, ему лучше уступить место более опытному коллеге. В конце концов, поток неопознанных черепов не иссякает, так что и на его долю достанется тоже.

Однажды я была на тренинге по Манчестерскому методу лицевой аппроксимации. Все начиналось так же, как на тренинге в ФБР: каждому из нас дали по копии черепа вместе с базовой антропологической информацией, вооружили клеевыми пистолетами и тремя килограммами глины, и мы начали закреплять маркеры глубины мышечной ткани на лицевой части. Но вместо того чтобы положить между маркерами колбаски глины, мы стали лепить мышцы человеческого лица.

Тут я впервые почесала в затылке. Откуда мне знать толщину orbicularis oculi (глазной мышцы)? Была она одинаковой на всем протяжении или местами делалась тоньше? А что насчет другой сфинктерной мышцы лица, orbicularis oris? Почему мы не подкладывали глубокие мышцы лица под поверхностные? Что насчет нервов, желез, жировых отложений? Я старалась изо всех сил, следовала за инструктором, одновременно потихоньку подглядывая за другими художниками в комнате.

Когда мы наложили все мышцы и я отошла на шаг от своей работы, то мне показалось, что череп обрел жизнь и начало проявляться лицо. Но мы еще не закончили.

Теперь мы все должны были взять большой шар глины, раскатать, как тесто для пиццы, и накрыть им лицо целиком. Мы как бы добавляли слой кожи; если из-под него проглядывали маркеры толщины, надо было добавить еще глины, чтобы поверхность выравнивалась по маркерам.

Тут колесики у меня в мозгу снова закрутились, и я задалась вопросом; зачем мы лепили каждую мышцу по отдельности, если в конце все равно ориентировались просто на маркеры глубины? Единственная разница, которую я видела между этим методом и нашим, маркерным, – это больший расход времени и усилий на то, что не влияет на результат. В окончательном виде скульптура все равно базировалась на маркерах.

Я не пытаюсь спорить с анатомом, который лучше знает, какой толщины бывают ткани, обладает большим опытом, научной степенью и знаниями, которых у меня нет. Но у меня имелись причины чесать в затылке, и они же объясняют, почему большинство судебных художников не используют эту технику на практике: она отнимает кучу времени.

К тому же, хотя базовая анатомия лица у нас одинаковая, под кожей мы выглядим по-разному. Это не то же самое, что анатомический рисунок, где все на своих местах и группы мышц четко разделены. Человеческое лицо – это мешанина мышц, связок, нервов, желез и жировых клеток. К тому же следует учитывать анатомические отклонения.

Возможно, вы помните выражение: «Нужно сорок три мышцы, чтобы нахмуриться, и всего семнадцать, чтобы улыбнуться». Ученые не соглашаются насчет количества мышц, но это не имеет значения, потому что не все рождаются с их одинаковым числом. Risorius, одна из мышц, участвующих в улыбке, расположенная в уголках рта, есть не у всех. Кто-то является ее счастливым обладателем, а кто-то нет.

Я понимала, что надо держать рот на замке, но не могла перестать думать и задавать вопросы насчет методов и техник аппроксимации. Так работает не только мой мозг – это общий принцип всей науки.

Я изучала все исследовательские журналы, какие могла найти, знакомилась с самыми современными, научно обоснованными техниками аппроксимации. Я обращалась к антропологам, прося объяснить особенно сложные моменты. Когда я поняла, что пособия, которыми мы руководствовались на тренингах ФБР, устарели, я решила, что должна делиться новой информацией с другими судебными художниками. Я получила от процедурного отдела ФБР разрешение создать веб-сайт о судебном изобразительном искусстве и начала постить статьи и иллюстрации, рассказывающие о том, что я узнавала.

Однако ни одно доброе дело, как говорится, не должно остаться безнаказанным, и очень скоро я почувствовала это на себе.

7

С ног