Глина и кости. Судебная художница о черепах, убийствах и работе в ФБР - Элизабет Бэйли

себе банка венецианской фасоли – не помню точно, держит он ее в руке или она стоит на полу. В любом случае это очень забавно. Один из агентов сказал мне, что это был подарок Академии от группы студентов.

В обучении мы используем весь арсенал ФБР – в нем участвуют даже статисты из программы подготовки агентов, изображающие свидетелей на занятиях по ведению интервью. Если студент в ходе собеседования ведет себя резковато, статист действует как реальная жертва: может отвернуться, замкнуться, даже заплакать. Если студент поправится, актер отреагирует соответственно, возьмет себя в руки и закончит описание.

Мне удалось выбить для нас те же допросные, которые используют агенты, и студенты проводили собеседования под видеокамерой. Потом они могли пересмотреть записи и вместе с психологом обсудить, какие ошибки совершили и как не допускать их в дальнейшем. Мы даже разыгрывали судебный процесс, на котором реальные адвокаты ФБР подвергали студентов перекрестному допросу по поводу портретов, сделанных ими на основании свидетельских показаний.

Составлению портретов студентов обучал Уэйд, у которого было в этой сфере больше двадцати лет опыта. Мы с ТЕДОМ изображали свидетелей во время интервью, а также помогали студентам с тонкостями рисования.

Во время, свободное от занятий, я носилась между академией и лабораторией, туша пожары, которые неизбежно возникали. Обычно это метафора, но как-то раз, явившись с утра в Академию, мы узнали, что в здании и правда был пожар, так что мы не могли воспользоваться своей аудиторией. Я, Уэйд и Тед спешно бросились перетаскивать учебные материалы в другое помещение – с трудом, но мы успели закончить до прихода студентов.

Я очень радовалась развитию проекта с Фермой Трупов. Когда мы начинали, нам предоставили пятьдесят черепов, но со временем количество донорских черепов, доступных для исследования, стало быстро расти. На конференции по судебной антропологии я познакомилась с одним из директоров Фермы, и он сказал мне, что теперь они запрашивают больше фотографий. Они получали снимки доноров из начальной школы, старшей школы, колледжа, со свадеб и даже пятидесятилетних юбилеев. Это означало, что мы можем изучать не только лицевую аппроксимацию, но и совершенствовать технологии возрастной коррекции.

С обучающим материалом, собранным на Ферме Трупов, мы могли основать собственный курс по лицевой аппроксимации в Академии ФБР. Мы с Уэйдом собирались его вести; как и тренинг по составным портретам, он был бы бесплатным для сотрудников правоохранительных органов.

Курс должен был стать революционным. Раньше (на старом тренинге ФБР) времени хватало только на то, чтобы продемонстрировать базовые техники лепки на одном черепе, без прижизненных фото и глубокого анализа. На трехнедельном курсе, посвященном исключительно лицевой аппроксимации и посмертному изображению, студенты могли поработать с шестью, восемью, а то и больше черепами. К тому же в их распоряжении была вся остальная коллекция для изучения.

Наша идея набирала обороты. Когда я узнала, что команда из университета в Шотландии приехала, чтобы отсканировать нашу коллекцию спустя год после нашей первой поездки на Ферму, я пришла в восторг. Когда я только задумала наш проект, на меня частенько посматривали косо – в ФБР и не только. Люди не понимали, зачем это нужно. Может, они думали: «Если это такая хорошая идея, почему она никому не пришла в голову раньше?» Но теперь, когда нами заинтересовались университетские исследователи, я чувствовала, что двигаюсь в верном направлении.

Я не пессимист, но все шло так хорошо, что я начала тревожиться. Не происходит ли чего-нибудь, о чем я не знаю? Что творится у меня за спиной? Не рухнет ли с неба камень мне на голову? С момента реорганизации прошло полгода, и жизнь в фотографическом отделе была прекрасна.

У меня была лучшая в мире работа, потрясающие коллеги и, вишенка на торте, окна! За всю предыдущую карьеру у меня в кабинете никогда не было окон. Я вечно сидела в сырых подвалах или темных комнатах с цифровыми замками в зданиях без окон за забором с колючей проволокой. Теперь же я могла, сидя за столом, с довольным видом любоваться оленями, которые паслись на лужайке перед лабораторией, пока у меня над головой пролетали вертолеты со спецназовцами в боевой амуниции. Я была совершенно счастлива.

8

Пропасть отчаяния

Пока я, служа в армии, работала в Агентстве Национальной Безопасности, командование вдалбливало нам в головы, что мы никогда никому не должны называть свое место работы.

– Если будут спрашивать, отвечайте, что работаете на правительство.

Естественно, всякий раз, слыша такой ответ, люди делали понимающее лицо и говорили:

– Значит, ты в АНБ.

Проще было сказать, что я работаю в кондитерской, чем притворяться, что не имею отношения к главной в мире секретной шпионской службе. Я и правда подростком работала в кондитерской Рассела, так что о сладостях могла рассуждать сколько угодно. Я наизусть знала все разновидности шоколада и прекрасно могла объяснить, чем отличается итальянская нуга от американской, из арахиса.

В ФБР инструкции для такого рода ситуаций были не менее расплывчатыми. По сути, их не существовало. Мы могли представляться служащими ФБР, но не должны были «подчеркивать это» – понимайте как хотите. Только в 2012, через восемь лет после запуска «Фейсбука», ФБР опубликовало очень размытую и не особо полезную инструкцию по ведению соцсетей. Там не было ничего конкретного, никаких жестких правил, никаких «гвоздей, чтобы повесить на них свою шляпу». В инструкции говорилось, что надо «выбрать надежный пароль» и «проверить пользовательские настройки». На момент, когда я пишу эту книгу, та инструкция все еще висит на сайте ФБР, потому что ее до сих пор не обновили.

В отсутствие четких правил практически все, включая меня, опирались просто на здравый смысл. В онлайне я никогда не упоминала, что служу в ФБР. Если в новостях всплывала какая-нибудь горячая тема, связанная с ФБР, я держала свое мнение при себе. То же самое касалось политики и религии, да и вообще, самое провокационное, что я публиковала, – это видео моего кота Эйса, сунувшего голову в пакет с чипсами.

Но невозможно затолкать зубную пасту назад в тюбик, если само агентство трезвонит о том, что ты работаешь на него. Я никогда не представлялась служащей ФБР и не рекламировала себя в этом качестве, а вот Бюро – да. У меня брали интервью «Вашингтон пост», несколько онлайновых новостных ресурсов, а мое видео даже опубликовали на канале ФБР на YouTube.

Из-за такого нежелательного внимания посторонние люди начали обращаться ко мне. Нетрудно угадать рабочий мейл человека, когда знаешь, что он из государственной