250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

В ночь на 7 февраля Ржевский был арестован, но, так как его предупредили об этом от министра, успел уничтожить все следы сношений с Илиодором. При обыске были найдены письмо на имя министра, – его распечатали и приобщили к делу, – талон на 60 000 р. и пять револьверов.

Утром 7 февраля Белецкий явился к Хвостову, который уже знал об аресте.

Министр встретил его очень сухо.

– При аресте Ржевского было найдено письмо на мое имя. Где оно? – были первые его слова.

– Оно при деле.

– Почему же немедленно не передали его мне?

– Алексей Николаевич, вы – бывший товарищ прокурора и отлично знаете, что в местностях, объявленных на военном положении, чины корпуса жандармов действуют как судебные следователи. По точному смыслу закона, все найденные при выемке документы приобщаются к следственному производству.

– Но ведь я – шеф корпуса жандармов!

– Вы, очевидно, недовольны тем, что офицер, производивший выемку, не подал вам рапорта о нахождении письма на ваше имя. Но, во-первых, теперь еще утро, и возможно, что рапорт не успел дойти, во-вторых…

– Ах, оставьте все это… Я вас толком спрашиваю: где письмо?

Сановники расстались. Хвостов поехал в Царское Село, Белецкий – к Распутину.

Вот как представил первый все дело царице. Зная о «Записках» Илиодора, он счел своим долгом оградить ее от их опубликования, для чего послал в Христианию верного человека. Давно желая отделаться от Распутина, узнавший об этом Белецкий поручил Ржевскому организовать убийство «святого» и, чтобы отвести от себя страшное преступление, вынудил Ржевского написать Симановичу, но забыл про ассигновку в 60 000 р., которую сам же и подписал – в доказательство была предъявлена ассигновка с подписью Белецкого. Чтобы сохранить драгоценную жизнь намеченной им жертвы, необходимо немедленно уволить Белецкого и таким образом порвать нити его преступных сношений.

В тот же день вечером Симанович явился к князю Туманову и рассказал ему все новые обстоятельства дела. Вызванный Гейне сделал то же самое, добавив, что подлинная записка Илиодора к министру сдана Ржевским на хранение в запечатанном конверте артельщику клуба журналистов, а что у него имеется письмо Ржевского Распутину, которое он уполномочен передать по назначению, если Хвостов не освободит арестованного на третий или четвертый день. От Туманова они отправились к Распутину. Гейне передал и прочел письмо к нему Ржевского. Там было полное признание, что, по полученному поручению, он «согласился организовать покушение на некоторых лиц, и в том числе на Распутина. Это покушение уже организовано, о чем он и предупреждает». Далее, ссылаясь на свое зависимое положение, Ржевский, оправдывая себя, просил у Распутина прощения и заступничества. Это письмо с своей препроводительной запиской Распутин переслал через Симановича Вырубовой, а та передала Воейкову для вручения царице.

Участь Белецкого была решена: он получил назначение иркутским генерал-губернатором с окладом в 54 000 р., которым министр думал зажать рот опальному сановнику, не учтя, что при скромном жалованье тот и не такие суммы получал как должное.

«Он меня спустил с рук, ну теперь я его спущу!» – сказал Степан своему другу.

Утром 8 февраля Симанович был доставлен в автомобиле к квартиру Штюрмера, где давал объяснения в присутствии Манусевича-Мануйлова. Затем он поехал с ним к Распутину, который подтвердил все слышанное. Тогда же Распутин приказал царице передать все дело Штюрмеру. Это письмо Симанович отвез Вырубовой. В 10 ч вечера Манусевич пригласил Симановича съездить с ним на квартиру своей сожительницы. Там присутствовал также секретарь митрополита Питирима.

9 февраля Манусевич вызвал Симановича к Штюрмеру и получил приказание об обыске в клубе журналистов, куда они и отправились. Записка Илиодора была найдена. Ночью был обыскан и арестован Симанович.

26 февраля Симанович был освобожден, а 1 марта выслан в Тверь.

Хвостов был только членом Государственной думы… Степан торжествовал – он был отмщен. Из кондитерской Балле бывшему министру был прислан торт, на котором красовалась нравоучительная шоколадная надпись: «Не рой другому яму…» Итак, вот сенсационное дело, которое занимало русское общество в течение целого месяца, просачиваясь понемногу на газетные столбцы.

Я сам был свидетелем того возмущения, с которым встречались эзоповские описания деталей этого политического дела, названного кем-то в Думе бульварным романом. «Зачем, перед кем скрывать всю эту мерзость?! Да что же это такое! Страна приносит миллионные живые жертвы, а они вот чем занимаются, вот как живут!..» У некоторых офицеров очень ясное представление о роли Распутина при дворе, и уважения к династии не осталось и следа. В каждом из них глубоко внутри процесс разложения верноподданства или идет, или заканчивается, или уже закончен. Это не значит, что они способны на революционные выступления, еще меньше – на сочувствие истинному демократическому и тем более социалистическому строю, но, во всяком случае, вступаться за Романовых охотников не очень много. Идеал – буржуазная конституция.

Теперь усиленно говорят о замене Распутина иеромонахом Мардарием Уссаковичем, но это – плод досужей фантазии. Мардарий может быть дополнением, но не заменой «святого», – положение последнего слишком прочно, и ни саженный рост, ни красота геркулесовских форм не сравняют его с лохматым нечеловечески страстным гориллой.

5-е, суббота

Гурко (V армия) донес, что может начать операцию не 5-го, а только 8 марта. Алексеев доложил об этом царю с видимым неудовольствием, отметив, что, очевидно, Гурко не принял вовремя нужных мер… Что-то и эта операция начинается шершаво…

► В штаб прибыл еще новый человек, которого скоро, конечно, обрастет целый штат, – инженерный генерал-майор Петр Петрович Залесский; уже говорит о канцелярии в три-четыре комнаты. Характерно, что Залесского не хотят посадить близ дверей в кабинет царя, сказав ему, что слушать доклад никому нельзя, а так как другого места ему у нас нет, то утром он и не будет бывать в штабе.

► Телеграмма генерала Маврина генералу Беляеву от 5 марта: «Требование наштаверх о приостановлении закупок и перевозок лошадей для Румынии было сообщено в Киев и Одессу». В ответ на это генерал Эбелов 4 марта телеграфирует: «В округе было разрешено купить румынским ремонтерам 1000 лошадей, а остальные 7000 в других округах. По донесению свиты контр-адмирала Веселкина, было выпущено через Рени 4773 лошади. Затем, вследствие распоряжения генерала Беляева о выпуске задержанных 30 вагонов с лошадьми в Рени и прибывающих в ближайшие дни, по телеграфному донесению коменданта станции Рени, выпущено еще 750 и прибывает сегодня еще 13 вагонов лошадей. Благоволите срочно телеграфировать, следует ли теперь же реквизировать

прибывающих сегодня в Рени