Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

вроде как понял, - покаялся Ваня, издав смешок, приправленный стыдом. Мне хотелось ещё о многом расспросить Ваню, но из кабинета мужа действительно вышли посетители и я, спустив спешно ноги на пол, поправила свободное платье и пошла их провожать, кланяясь и улыбаясь, как и положено на Дальнем Востоке в любой ситуации, требующей вежливости. Закрыв дверь и вернувшись, я увидела, что Ваня уже выкатывает Сынри, позвавшего его. Из уважения ко мне, они оба отточили произношение имён друг друга, и теперь говорили «Сынри» и «Ваня» без какого-либо акцента. Но кроме этого языки друг друга они не воспринимали вовсе. Момент откровений был упущен, и я не стала больше приставать к Ване. Свидания и романтические отношения с девушкой – это не то, что стоило осуждать, а насчёт пагубных привычек или того, что брат вляпается во что-то нехорошее, я сомневалась, слишком уж правильно нас воспитали, привив безошибочное умение определять, что плохо, и куда ввязываться не стоит. Собственно, я и с этим умением промахнулась в прошлом году, но здесь больше играло роль катастрофическое невезение. Я надеялась, что на семью только один такой «удачливый» человек рождается, и всё, что могло случиться плохого с кем-либо из родственников, я уже приняла на себя. Хотя, уверена, увидев, как я сейчас живу, тётя, кузены и более дальняя родня, не согласились бы с тем, что я претерпеваю и измучилась. Ванина сессия приблизилась неумолимо, но ему не хотелось уезжать, как и мне не хотелось, чтобы он покидал меня. И всё же, я дала слово папе, что не задержу брата, что он вовремя прибудет в университет и станет посещать все лекции. К счастью, к моменту его отлёта, Сынри начал пытаться вставать, опираясь на что-нибудь. Медики заранее привезли ему костыли, и теперь, подставляя их подмышки, муж кое-как мог удерживаться в вертикальном положении. Я смотрела на него, как на героя, сумевшего победить чудовище, а он сам переставал быть чересчур нервным. Очевидные результаты, что здоровье возвращается и вскоре он вновь будет полноценным членом общества, радовали Сынри. Спустя неделю после первого шага, он без посторонней помощи, на этих самых костылях, прошагал от спальни до зала. Я хотела похлопать ему и приободрить, но в этот момент, из детской, впихнутый Хадичей в держалку на колёсиках, протопал Баром. Двигавшийся навстречу Сынри, он замер перед преградой. Я посмотрела на это со стороны. Сначала на старшего, потом на младшего, снова туда-сюда и, оценив эту иронию судьбы, где отец и сын, оба, не в состоянии пока ходить без опоры, залилась смехом. Вышедшая следом Хадича, посмотрев на меня, проследив за направлением моего взгляда, тоже воззрилась на эту картину и засмеялась. Собравшийся было нахмуриться Сынри, осторожно приблизившись к дивану, опустился на него и поставил костыли рядом, после чего улыбнулся. - Ну, а что вы х-хотите, всё-т-таки, он мой сын, - заметил муж и подозвал Барома, подбежавшего в своём катающемся круге. Помимо слова «папа» он начинал выговаривать и другие простые словечки, вроде «год», «вода», «дождь»[62]. А вот «мама» как-то не слетало с его губ, и я испытывала нешуточную зависть и ревность. Сынри вытащил мальчика из ходунков и посадил между нами. Я смотрела на этого мужчину, не так давно бывшего для меня отвратительным, пугающим, ужасным. Не видя в нём до этого мая ничего приятного и человечного, я никогда не могла бы подумать, что найду в нём опору, защиту и того, о ком мне стало привычно заботиться и переживать. О скольких людях в течение своей жизни мы вот так же думаем, что они неприятны, надменны, капризны и жестоки, а всё это лишь потому, что не в состоянии найти с ними общий язык, понять их. Или хотя бы понять то, что никто не обязан распинаться и отдавать всего себя незнакомцам, кому-то, кого мало знает. Это в моей системе координат самоотдача была нормой, но, как показало время – я отклонение и исключение. Большинство на этой земле ждёт, когда им что-то начнут давать, и только после согласно на ответную реакцию, однако чаще это остаётся только в теории. Начав получать, то же самое большинство убеждается, что заслужило это просто так, и теперь ему все должны, и безответные: любовь, помощь, поддержка будут поставляться до конца бесперебойно. А когда они всё-таки прекращаются, о ужас, появляются обиды, депрессии и обвинения всех и во всём. Муж продолжал возиться с Баромом, Хадича ушла достать вещи из стиральной машины, чтобы развесить их, и я подумала, что образовался подходящий момент для того, что меня так волновало. - Сынри… - Мотая в руке игрушку, которую ловил Рома, супруг поднял ко мне лицо. – Я хотела тебя спросить… или даже попросить. Не знаю, что ты на это скажешь… - Я слушаю, - заинтересовано смотрел он на меня. - Я хотела бы родить в России, - произнесла я и замолчала. Мне важна была его чистая реакция, без моих вторжения и поправок. Сынри задумчиво повёл лицом и, выдержав паузу, задал вопрос: - А к-когда примерно роды? - Ну, если считать ровно девять месяцев… числа четырнадцатого, в январе. - И т-ты хочешь лететь в Россию? - Да, очень хочу. Только пораньше, потому что… видишь ли, у нас Рождество отмечают не двадцать пятого декабря, как у вас, а седьмого января. Это очень важный в моей семье праздник, и мы всегда в него были вместе. Я пропустила Рождество в этом году, и мечтаю не пропустить в грядущем. - Ну… - Сынри повёл плечами, стараясь держать эмоции при себе, однако из слов я догадывалась, какие именно он испытывает. – Тт-ты имеешь право решать с-сама. Это… т-твой ребёнок. Я невольно опустила глаза, словно нашкодившая, спина как-то ссутулилась, но, не теряя душевных сил, я сказала: - Наши дети… будут расти вместе. Я бы не хотела, чтобы мы делали между ними различия, выделяли каждый для себя своего и чужого. Я люблю Барома, и хочу быть ему матерью. И если ты будешь принимать участие в жизни моего ребёнка – я буду счастлива. - Хочешь, чтобы я был ему н-настоящим отцом? – Сынри смотрел на меня пытливо и чуть вредно, в своей манере. Я выдержала его взгляд, пожимая плечами. - Да, хочу. - Д-для этого, в нашей общей жизни, нн-не должно появляться Д-дракона. Никогда. - Послушай, если бы я не обратилась к нему… - Я предп-п-почту быть мёртвым, чем его д-должником, -