Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Приход нового преподавателя английского языка в нашу школу стал для меня, уже старшеклассника, очень значимым. Семен Семенович Бродит был евреем невысокого роста средних лет с маленькими проницательными, близко посаженными черными как смоль глазками. Его крючковатый нос нависал над щелью рта. Пальцы левой руки учителя оставались сведенными контрактурой и напоминали когти хищной птицы.

Семен Семенович оказался добрейшим человеком и талантливым педагогом. Ему не потребовалось много времени, чтобы заметить мой интерес к иностранному языку. Я уже давно самостоятельно изучал английский. Моя запутанная система самообучения основывалась прежде всего на практическом подходе. Я постоянно слушал передачи Всемирной службы Би-би-си4 на английском языке. В моем распоряжении были англоязычные художественные книги. В Минске можно было приобрести периодические издания на английском языке – газеты «The Daily Worker» и «The Moscow News».

К сожалению, моя разговорная практика была ограниченной. Я пытался частично компенсировать недостаток языкового общения, заучивая английскую поэзию. Уильям Шекспир был одним из моих любимых писателей, далее шли Джордж Гордон Байрон, Уильям Вордсворт и др. Время от времени у меня случались периоды депрессии, когда я думал, зачем мне все это и что никогда больше не открою ни одной английской книги. Мое непродолжительное пессимистическое настроение проходило, и меня опять тянуло к английскому языку.

Семен Семенович проявлял большой интерес к моим успехам. Я признался, что постоянно слушаю англоязычную службу Би-би-си. Он отметил, что эта радиостанция дает в целом достаточно объективную информацию о том, что происходит в мире. Мы оба знали, что западные СМИ сообщали сведения, идущие вразрез с советской официальной пропагандой. Например, о диссидентском движении в Советском Союзе, о заключении несогласных с партийной линией в психиатрические лечебницы и др. Семен Семенович дал мне понять, что следует сначала выслушать все стороны, прежде чем прийти к собственным выводам. Мне было очень важно получить одобрение моим действиям от человека, которого я глубоко уважал. Секрет моего нелегального прослушивания западной радиостанции оставался между нами и укрепил наше взаимное доверие.

Мне повезло в том, что англоязычные передачи Би-би-си, в отличие от русскоязычных, не блокировались. Я не могу удержаться от улыбки, вспоминая, как я слушал их. Остальные члены семьи были недовольны всей этой непонятной иностранной болтовней и требовали, чтобы я выключил свой радиоприемник. В основном я слушал радио по ночам. Чтобы приглушить звук, я накрывал радиоприемник одеялом и нырял под него. Освещенный неяркими огнями подсветки панели, это был мой загадочный мир, вмещающий всю Вселенную…

Позже, во время встреч бывших выпускников нашего класса, Семен Семенович отводил меня в сторону, чтобы поболтать по-английски, и был искренне рад признать, что я, по его мнению, говорю на этом языке намного лучше, чем он сам.

К концу моего первого года обучения в институте я решил, что сыт по горло примитивным английским языком, который нам преподавали. Продолжать посещать эти занятия казалось мне пустой тратой времени. Я пошел на кафедру иностранных языков и сказал, что хочу сдать экзамен по английскому языку за весь четырехлетний курс досрочно и сейчас. В своем решении я руководствовался лишь желанием сэкономить время. Мне никогда не приходило в голову, что я создаю беспрецедентный случай в истории медицинского института.

Кафедра быстро и утвердительно отреагировала на мой запрос, и вскоре я предстал перед экзаменационной комиссией, состоящей из трех самых опытных преподавателей. Глава комиссии вручила мне экземпляр «Холодного дома» Чарльза Диккенса, предложила прочитать и пересказать первую главу. Ожидались критический разбор прочитанного, вопросы по грамматике и др. Все это, безусловно, намного превышало квалификационные требования по курсу английского языка мединститута. На кафедре, по-видимому, посчитали, что беспрецедентный случай требовал беспрецедентных требований. К моему облегчению, в экзамен не входило представить письменную работу. Правописание было моим слабым местом.

Читать «Холодный дом» было скучновато. У меня был свой собственный экземпляр этой книги, но я так и не смог заставить себя дочитать ее до конца. Позже я узнал, почему именно этот роман Диккенса фигурировал на экзамене. Это была просто единственная книга, которую мои экзаменаторы изучали, будучи студентами института иностранных языков. К концу экзамена мы просто пообщались на английском. Я получил высшие оценки.

Моя лингвистическая «одержимость» не прошла незамеченной. Время от времени сокурсники или совершенно незнакомые студенты подходили ко мне с просьбой помочь им с английским. Для меня это не было проблемой, если время позволяло, и я считался хорошим парнем.

Некоторые из моих сокурсников просто не верили, что можно так хорошо знать иностранный язык. Чтобы вывести меня на чистую воду, один скептически настроенный студент устроил мне импровизированный экзамен перед небольшой любопытной аудиторией, собравшейся вокруг нас. Он называл слова из англо-русского словаря, которые я должен был тут же перевести. Это было несложно: в его словаре было всего около 3000 слов. В конце он поинтересовался, как мне удается проделать этот трюк.

Примерно в это же время я открыл для себя Бернарда Шоу и его пьесу «Пигмалион»5, где герои говорили на кокни – колоритном диалекте низов Лондона6. Моим героем стал профессор Генри Хиггинс, главный персонаж пьесы, специалист по фонетике английского языка. Профессор Хиггинс мог поведать о месте проживания незнакомца, лишь послушав его говор.

Получилось так, что я даже репетировал роль полковника Пиккеринга, одного из героев «Пигмалиона», в студенческом любительском театре института иностранных языков. Я получил эту роль благодаря тому, что заведующая отделом услышала, как я разговариваю по-английски, сказала, что чудеса еще случаются, и решила, что мое участие в этой пьесе просто необходимо. Я безмерно гордился этим. К сожалению, из-за болезни художественного руководителя и отсутствия дисциплины со стороны студентов-актеров постановке не суждено было появиться на сцене.

Чтобы перейти на новый уровень изучения языка, мне нужен был магнитофон. До сих пор я работал со стационарными магнитофонами либо в лингафонном кабинете кафедры иностранных языков мединститута, либо в институте иностранных языков. В то время не каждый мог позволить себе иметь такую роскошь, как магнитофон. Когда мне впервые пришла в голову идея приобрести это полезное техническое устройство, мои родители не проявили энтузиазма, заявив, что есть лучшие способы потратить семейные деньги.

Итак, я начал сам понемногу зарабатывать на магнитофон, занимаясь переводами в Торгово-промышленной палате. Великий момент в моей жизни наконец настал, когда я принес домой собственный недорогой магнитофон «Чайка» и сделал свою первую запись. Но каким горьким разочарованием было услышать со стороны собственный голос! Неужели это был я с этим