Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш

брать на себя расходы на их одежду или пропитание. Об этом работницы могли позаботиться сами. Липшиц делала ставку не на поток, а на «качество товара». То есть продавая девушек не день-деньской, а время от времени, она считала, что заработает больше. Ведь у ее очаровательных мастериц вид приятных благовоспитанных барышень, а не потасканных старых самок. К тому же девушки трудились у нее белошвейками. Эдакий вертеп под прикрытием.

Фальшивые учебные или швейные заведения постепенно заняли свою нишу на рынке нелегальной проституции. Чтобы открыть предприятие, в газетах размещали объявление: требуется та или иная наемная работница.

Следующим этапом было собеседование. Хозяйка внимательно вглядывалась в лицо каждой возможной ученицы и прикидывала шансы. Хорошенькие, кокетливые и очень бедные получали преимущество перед остальными. Если девушка хотела работать или учиться, но в ней не были заинтересованы (например, претендентка показывала излишнюю набожность или проговаривалась, что у нее большая дружная и не самая нуждающаяся семья, но она хочет сама встать на ноги), придумывали предлог, чтобы отказаться от нее.

А потом начиналась непосредственная продажа тела. Сообразительным кандидаткам даже не требовалось ничего дополнительно пояснять – они угадывали, ради чего на самом деле их позвали. Безмолвно соглашались и приходили к назначенному часу.

Сначала к делу привлекали одну-двух девушек. Затем их число увеличивалось (работало сарафанное радио). Со временем многие желали «подработать», ведь репутация от этого не страдала! Встречи осуществлялись тайком, девушки после окончания «смены» шли домой. Они считались порядочными барышнями в глазах родни и знакомых. Ровно таким же образом работали в Англии XIX века приходящие служанки в хороших домах: с утра и до вечера могли чинно приседать в присутствии герцогини, а после заката отправлялись на квартиру с щедрым клиентом.

Даже такое заведение рисковало. Во-первых, приходящих девушек сложнее контролировать. Во-вторых, их часто «спасали» встревоженные родные. Отправили на учебу любимую дочь, а у нее откуда-то появились золотые часы! Если не украла, то как заработала? Начиналось расследование. Однако какое-то время у Гертруды Липшиц все получалось. Ведь были и плюсы: девушек стеснялись слишком эксплуатировать. Все держалось на взаимном обещании молчать. Четвертая часть от заработка устраивала «белошвеек». Но история завершилась в 1847 году. Заведение обнаружили и закрыли. Хозяйке и ее супругу (орудовали они вместе) запретили въезд в столицу на 15 лет. И добавили огромный штраф – 3 тысячи рублей. После этого у мадам напрочь отпала охота заниматься «учебой белошвеек». Но на ее место пришли другие. И слово «белошвейка» долго ассоциировалось совсем не с тем ремеслом.

Почти 65 % «бабочек» приезжали в город из деревень и сел. Многие вчерашние крестьянки, крепкие молодые девки с упругим телом, отлично понимали, где получат лучшие барыши. Сообщив родным, что уехали наниматься няньками, шли в проститутки прямо и добровольно. Другие действительно мечтали о добропорядочном семействе, в котором им нашлась бы скромная роль горничной. И даже устраивались работать. Но и они в итоге частенько попадали в «бланковые» или «билетные». Опять по той же причине – искали, где можно было бы больше заработать.

Происходили и совершенно удивительные случаи. В одном из номеров журнала «Женское дело»[56] за 1910 год рассказывалось о девушке еврейского происхождения, которая пошла получать «желтый билет» в столице, потому что иным образом не смогла бы обосноваться в Петербурге. Дело в том, что в Российской империи существовало такое понятие как «черта оседлости». Так называли территорию, где официально разрешалось селиться евреям и исповедовать иудаизм. Существовало строго ограниченное число губерний, принимавших у себя иудеев. В среднем их было 15, но потом, когда к империи присоединилось царство Польское, евреям разрешили находиться и там. А вот города Киев, Николаев и Севастополь были исключены из черты оседлости в разные годы. Таким образом, еврейское население не могло покидать строго ограниченную территорию и вести дела в других губерниях, кроме тех, где позволялось. Кстати, упомянутая в журнале девушка стремилась в Петербург не просто так – она хотела поступить на Бестужевские курсы. За 15 лет до этого во врачебно-полицейском комитете уже регистрировали двух девушек с таких же курсов, которые объясняли причину своего выбора желанием обзавестись свободными деньгами.

Но многих попросту сманивали.

«Одну из самых успешных и выгодных своих красавиц Рюлина получила из Закавказья: гувернантка, она отбывала срок тюремного заключения за покушение на убийство новой любовницы своего любовника; тюрьма сделала ее мертвой для родной окраины, – впереди, по выходе из заключения, предвиделась беспомощная нужда… Никто не поддержит “уголовную подсудимую”, все будут только пальцами показывать! Нашлась, однако, и при тюрьме старательная особа: ссудила бедняжке денег на проезд в Петербург и снабдила ее рекомендацией к Полине Кондратьевне»[57].

Такие «Полины Кондратьевны» использовали вчерашних уголовниц без всякого зазрения совести. У Амфитеатрова отлично показано, что девушки не смели лишний раз поднять глаз на хозяйку, а та могла делать с ними что заблагорассудится. Ведь пойти было попросту некуда!

Публицист Серафим Шашков в своей книге рассказывает другую историю, уже выпускницы Смольного института, которую обманом пытались сделать проституткой.

«Одна бедная девушка… долго жила на квартире своего брата-студента, терпя всевозможные лишения. Несколько раз объявляла она в Полицейских ведомостях о своем желании заняться швейной работой. В один прекрасный день к ней является какая-то очень приличная пожилая дама и, говоря, что ей нужно готовить приданое своим двум дочерям, предлагает у себя квартиру и шитье за выгодную плату.

Институтка переехала. Хозяйка взяла у нее для прописки в полиции институтский аттестат, а вместе с ним и все другие документы, сказав, что это необходимо. Когда швея-квартирантка пришла вечером в великолепное помещение хозяйки, то была познакомлена с несколькими «дочерями» и с несколькими «племянницами». В гостях было несколько мужчин. Институтка скоро поняла, куда попала она. К ней навязался один из посетителей, и ее взяли бы силой, если бы вовремя не приехала в этот публичный дом компания студентов и офицеров. Институтка обратилась к ним за защитой. Содержательница начала убеждать посетителей, что эта девушка продалась ей и, задолжав много денег, отдала ей в залог свои документы. Но посетители нагнали на содержательницу такого страха, что она была принуждена тотчас освободить свою пленницу»[58].

Женщин, прицельно занимавшихся сманиванием девушек, на воровском жаргоне иногда называли «няньками». Дескать, прежде чем добиться чего-то от юной красавицы, сначала приходилось ее тщательно опекать и оберегать. Готовить к «поступлению в проститутки». Няньки действовали, ориентируясь на собственное чутье, но в ряде случаев их направляли заказчики. Кто-то непременно хотел получить в пользование невинную блондинку, а другой делал заказ на чернобровую красавицу, похожую на восточную… К слову, популярным считался типаж «грузинской княжны»! Для того чтобы соответствовать образу, иные проститутки изрядно чернили брови и красили волосы. Порой сама бордельная владелица желала пополнить штат двумя-тремя девушками определенного типажа и начинала поиски подходящих кандидатур.

Рекрутерши борделей часто высматривали потенциальных «жертв» прямо на вокзалах. Их легко было отделить от всей прочей публики – с котомкой или узелком, озирающиеся по сторонам, испуганные… Таким мастерски заговаривали зубы, уговаривали их «пожить в хорошем доме и освоиться», обещали устроить в приличное место… Приводили на квартиры и говорили, что хозяйка уехала, а пока можно воспользоваться жильем бесплатно, главное, присмотреть за ним. Ну а после оказывалось, что за проживание все же придется заплатить. Телом.

Как попадались на такую уловку? Незнание жизни, неопытность, наивность – все играло против молодых девушек, только вчера выпорхнувших из теплого родительского гнезда.

Самых порядочных оказывалось проще убедить в чужом гостеприимстве и доброте – они меряли по себе, по своими близким. И как раз такие, нежные, домашние и чистые, становились для «нянек» самым желанным товаром.

Еще удобнее было расписывать прелести столичной жизни девушкам «на местах» – в поисках «свежего тела» хищницы нередко орудовали и за упомянутой чертой оседлости, где обитали еврейки, в польских городах или в убогих прибалтийских деревнях. Чем дальше оказывалась возможная проститутка от родных мест, тем проще ей было поступиться гордостью и честью. Да и пожаловаться намного труднее: далеко и сложно! Упомянутая выше еврейская девушка, записавшаяся в проститутки, была твердо убеждена,