Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш

пожелавшая избрать подобный путь, в любой момент могла обратиться в комитет для выдачи ей заменительного «желтого билета». Тогда она получала возможность пользоваться врачебной помощью бесплатно и не рисковала попасть в тюрьму в случае облавы или проверки документов. Первые билеты были напечатаны типографским способом, но не содержали фотографий. Со временем – причем довольно быстро – карточку обязательно начали крепить к «паспорту» проститутки.

Заявление о выдаче билета могло выглядеть примерно так:

«1913-го года, апреля 5-го дня. Я, нижеподписавшаяся мещанка Елена Розанова, проживающая на Больничной улице, даю настоящую подписку господину полицмейстеру в том, что, не имея других средств к жизни, я занималась и буду заниматься проституцией, а потому прошу снабдить установленной книжкой».

В Москве в 1909 году издали брошюру, в которой пытались выяснить, насколько сильно пустила проституция свои корни в среду добропорядочных горожан. И в качестве «среза» были приведены исследования по студентам Московского университета. Они ошеломили публику. Оказалось, что 60 % школяров имели опыт общения с проститутками… Как там в песенке студента? «Из вагантов[62]»:

Если те профессора, что студентов учат,

Горемыку-школяра насмерть не замучат,

Если насмерть не убьют на хмельной пирушке,

Обязательно вернусь к вам, друзья-подружки…

Так вот, подружки у студентов оказывались весьма специфические! Помимо проституток, будущие выпускники МГУ имели дело с чужими женами (12 %), с прислугой, и лишь 15 % признались, что у них есть постоянные отношения с порядочными девицами. А уж сколько студентов отправлялись терять девственность в публичные дома! Все подсчитано: половина.

Поскольку проституток становилось больше, то и людей, которые должны были надзирать за ними и лечить их, требовалось тоже больше. 28 июня 1868 года установили нормы по составу врачебно-полицейского комитета. И получалось, что на один такой требовались:

Повивальных бабок – 3 человека;

Врачей – 8 человек;

Инспектор – 1 человек;

Делопроизводитель – 1 человек;

Помощник делопроизводителя – 1 человек;

Член-распорядитель – 1 человек;

Смотритель – 20 человек.

Оформление документов занимало немало времени (не забываем, что, писали от руки, а бумаг скапливалось много), но и работа медиков была сопряжена с риском. Это же ежедневное соприкосновение с венерическими заболеваниями! Как раз потому оплата труда врачей была довольно-таки высокой – 600 рублей. К сумме присоединяли различные надбавки, что увеличивало оклад до 900 рублей в год. На периферии расценки были чуть ниже. Сохранились данные о зарплате, которую выплачивали штатному врачу Гродненской гимназии Кулькину, с 1863 по 1867 год осматривавшему тамошних проституток, – 500 рублей в год. Чиновники, входившие в местный комитет, получали 250 рублей. Распоряжение об этом подписал генерал-губернатор Муравьев, крайне обеспокоенный ростом заболеваемости среди военнослужащих, расквартированных на западных территориях Российской империи. Впрочем, в 1867 году от этой меры пришлось отказаться – в местной казне не хватало средств…

По закону женщина, живущая в доме терпимости, должна была показываться медику два раза в неделю. Одиночка – один раз. Считалось, что у «бланковых» и «билетных» проституток разная нагрузка. В уже упомянутом Гродно в 1870 году губернатору пришлось опять развернуть деятельность комитета по присмотру за развратными женщинами – сифилис считали слишком опасным для войск. Осмотр проституток там вели в точности, как и в столице: дважды в неделю бордельных сотрудниц, и один раз – всех остальных, кто торговал собой. Кроме того, врачи составляли списки всех, кто приходил к ним на прием. Затем документы попадали во Врачебное отделение Губернского правления.

В «бабочки» девушек нередко отдавали собственные родственники. Не счесть историй, когда только-только вышедшие из подросткового возраста бывали приведены в дома терпимости матерями или отцами. Сдать племянницу, внучку, троюродную сестру – словом, лишний рот в доме – решались тоже весьма охотно. Часто бедняжки были сиротами (хотя бы с одного бока), и они, опять же, не могли рассчитывать на заступничество.

Русский публицист-народник Александр Николаевич Энгельгардт писал: «За деньги баба продаст любую девку в деревне, сестру и даже дочь, о самой же и говорить нечего… А проданная раз девка продаст… поведет, даже даром, всех девок из деревни для того, чтобы всех поравнять»[63].

«Одиночки» промышляли время от времени. Нередко они “брали подработку” таким образом, оставаясь днем приличными матерями семейств или слушательницами курсов. Клиентуру дамы находили весьма часто по объявлениям. Существовал негласный кодекс, позволяющий сразу, из общей массы предложений по продаже товаров и услуг, определить торговлю интимными делами. Например, писали такой текст:

«Большая любительница редкостей с удовольствием поделится частью своей коллекции со знающим человеком, способным распознать совершенство в непритязательности».

«Продам дорогую антикварную мебель. Принимаю у себя от четырех до шести».

Женщины, которые шли на это, точно знали, какую цель они преследуют. Одним требовался заработок, другим – досуг. В 1967 году чопорную европейскую публику потряс фильм Луиса Бунюэля «Дневная красавица», где главную роль сыграла непревзойденная Катрин Денев. В картине рассказывалось, как обеспеченная и весьма привлекательная француженка Северина никак не может получить радость от общения с собственным мужем. Вот поэтому она отправляется работать в бордель и предлагает услуги только днем, пока ее супруг на работе. И там, в гнезде разврата, Северина может, наконец, воплотить все фантазии. Она совершенно довольна своим выбором, он у нее добровольный.

Фильм Бунюэля многие сочли условностью и даже протестом. Однако же режиссер приоткрыл завесу над тайными желаниями и показал публике – на самом деле все может быть намного проще. И дело не только в голоде или стремлении кого-то потрясти. Просто на свете существует неудовлетворенная женщина, которая ищет возможности обрести счастье. Так что и в борделях XIX века тоже хватало подобных «искательниц».

Об одной из них писал в мемуарах предприниматель Николай Варенцов. Представитель купеческого рода из Переяславля-Залесского, в 1872 году он поступил в Московское коммерческое училище. Как и многие молодые люди, тоже посещал публичные дома. И вот в одном из них работала жена фабриканта Кузнецова! Приличная женщина, мать семейства, она просто хотела сделать личную жизнь чуть разнообразнее… И вышло так, что однажды повстречала в борделе собственного мужа. Тот попросил у хозяйки показать ему девушку «посвежее». Вот ею и оказалась жена… Фабрикантша с кулаками набросилась на супруга, обвиняя его в разврате, так что Кузнецову пришлось еще и просить прощения. Кстати, сам Варенцов собственные холостяцкие подвиги воспринимал как нечто само собой разумеющееся, что вполне допустимо для человека его круга. И в итоге женился на девушке из хорошего рода Найденовых. Второй его женой стала тоже представительница торговой династии – Ольга Флорентьевна Перлова. Ее родные возили в Россию чай нескольких сортов.

Куда страшнее было другое явление – проституция, в которую вовлекали детей. Нехорошую славу имела гостиница «Белград» на Садовой улице. На Петроградской стороне в столице, в саду при Народном доме, совершенно не скрываясь, выходили сводни с несовершеннолетними девочками. Некоторым было по семь-восемь лет, и для них такие прогулки были уже не первыми. Расценки на девочек этого возраста оставались стабильно очень высокими, но ребенку выдавалась кукла, нарядное платье или конфеты. Жадные посредницы, выкупившие дитя у его равнодушной родни, обращались с ним как с рабом. Не имело значения, что чувствует ребенок, плохо ли ему, больно ли, отвратительно ли. Он становился всего лишь средством для наживы. Юных проституток не считали за людей. Они и погибали намного быстрее, чем их старшие коллеги: слишком рано попав в тяжелый взрослый мир, заражались неизлечимыми хворями или накладывали на себя руки, осознав весь ужас положения… Как они попадали в сети? Причина та же – безысходность и нищета.

Дорогая моя!

Что же будет с тобой?

Неужели

И тебе между них

Суждена эта горькая часть?

Неужели и ты

В этой доле, что смерти тяжеле,

В девять – пить,

В десять – врать

И в двенадцать —

Научишься красть?

Неужели и ты

Погрузишься в попойку и драку,

По намекам поймешь,

Что любовь твоя —

Ходкий товар,

Углем вычернишь брови

Нацепишь на шею – собаку,

Красный зонтик возьмешь

И пойдешь на Покровский бульвар?[64] —

Это строки из стихотворения поэта Дмитрия Кедрина[65]