Из Кисловодска в Кисловодск. 1918–1919 - Всеволод Евгеньевич Милоданович

Свернув на Екатерининскую улицу, я сейчас же встретил одного из командиров пехотных полков, мрачно шагавшего в том же направлении, что и я, с чемоданом в руке. На некотором расстоянии за ним шел пехотный поручик, высокого роста с длиннейшими усами. Фамилии его я не помню, однако, мы оба заметили, что наши встречи имеют зловещий характер: встречаемся всегда перед какой-нибудь катастрофой – в последний раз на набережной в Севастополе. Теперь он шел с улыбкой человека, который счастливо отделался от неприятностей. Я подошел к нему, но ничего нового для меня он не сказал.

В городе поднялась стрельба. Жители высыпали на улицу. Говорили, что идет штурм тюрьмы. «Господин офицер, – сказал мне почтенный старый жид. – Зачем Вы ходите по городу с винтовкой? Теперь не такое время: мало ли что может случиться?»

Замечание было вполне резонным: когда все было тихо, винтовка на плече артиллерийского капитана могла, понятно, импонировать мирным жителям, но теперь она была явно лишней. Однако не мог же я бросить ее просто на улице? Итак, я еще раз вернулся в управление бригады и, с разрешения адъютанта, поставил ее в угол канцелярии, и начал снова свое движение к квартире командира полка.

Теперь на Екатерининской улице я увидел группу своих офицеров, уныло шагавших за генералом Чуйкевичем. «Куда вы идете?» – спросил я. «В штаб полка, – ответил генерал. – Оставаться в казармах Шиндлера было бы неразумно». Я был того же мнения и сказал, что командир полка и я придем туда же.

Итак, на этот раз я добрался до квартиры подполковника Свешникова, а затем мы оба, вместе с поручиком технической службы Васильевым, жившим в том же доме, что и командир пошли в штаб. Здесь я снова вооружился винтовкой. Мы совершенно не представляли себе, что нам делать дальше. Но когда пули выбили нам стекла в окнах, выходивших на Екатерининскую улицу, командир полка сказал: «Пойдем в штаб обороны!»

Однако, когда мы вышли на улицу, нас окатили таким ружейным огнем, что мы моментально оказались снова внутри здания. Я предложил попробовать пройти в штаб обороны по параллельной улице, выйдя на нее через сад при доме адвоката Горонескуля. Предложение было принято. Поручик Терещенко, атлетического телосложения, повалил деревянный забор ударами приклада, и мы, никем не потревоженные, прошли через сад и вышли на параллельную улицу.

Холод был, что называется, «собачий», и, ежась в своем пальто, командир полка сказал мне: «Ну, куда мы против мужичья!» Итак, мы подошли к подъезду здания Губернского правления на углу Кадетской площади и Александровской улицы.

В подъезде стоял пулемет, за которым сидел бравый летчик, возле стоял другой офицер. Мы поднялись по лестнице на 3-й этаж. На площадке стоял генерал Стааль, который, по принятию рапорта нашего командира, сказал: «Я приказал 34-му полку взять станцию Полтава – Киевская» и, показав на коридор слева и комнату за ним, добавил: «Располагайтесь!»

Тут мы увидели «34-й пех[отный] полк», который, в составе 7 человек с пулеметом спустился по лестнице мимо нас и вышел из здания. Откуда взялся еще этот полк? На этот вопрос мне кто-то ответил, что это «34-й пех[отный] генерала графа Каменского полк», т. е. иной, не нашей ориентации, а того «правого фланга наступления на Москву» по определению Атамана Краснова.

Мы прошли по коридору в указанное нам помещение, наполненное офицерами разных частей и ящиками с оружием и консервами. Какая-то дама в костюме сестры милосердия разносила горячий кофе. «Не нравится мне все это! – сказал мне поручик технической службы Васильев. – Я пойду домой!» «Идите, – сказал я. – А если я останусь в живых, то приду к Вам ночевать» (с переселением в казармы я отказался от своей комнаты у господина] Гиммельфарба по экономическим соображениям). Васильев исчез. «Севский полк» очень быстро вернулся обратно, доложил, что пробиться к станции Полтава – Киевская невозможно, и принялся за кофе и консервы.

Комната наша была угловой. Ее длинный фасад с несколькими окнами выходил на Кадетскую площадь с парком посередине, более короткий – во двор, на котором стояли верховые лошади государственной стражи, чины которой занимали нижние этажи здания. На дворе же стоял экипаж начальника стражи с его чемоданами, которые он почему-то взял с собой. Некоторое время было тихо.

Немного погодя мы увидели стрелковую цепь противника, медленно приближавшуюся через парк. Ее левое крыло проникло в наш двор и овладело лошадьми и экипажем, а центр подошел к подъезду. Наш пулеметчик, не получая никаких приказаний от начальства, очевидно, счел момент подходящим для открытия огня; пулемет загрохотал, но сейчас же замолчал: летчик был убит, а его коллега ранен и упал на пол в подъезде. Одновременно и вся цепь противника открыла огонь по окнам здания, посыпались стекла, и мы отскочили вглубь комнаты.

Устранив препятствие у входа, противник попытался войти внутрь, но на верхней площадке лестницы случайно находились трое офицеров: поручик Терещенко (нашего полка), капитан Сулима и незнакомый мне офицер. Они открыли огонь, и далее входных дверей противник проникнуть не мог. При этом незнакомый мне офицер был ранен и упал на верхних ступеньках лестницы.

Терещенко, стреляя вниз, кричал в нашу сторону (обе двери по концам коридора были открыты): «На помощь!» И, видя, что никто не двигается с места, добавлял: «Нас переколют!» Последнее казалось более чем вероятным, но, все-таки, было бы желательным услышать мнение начальства! Ведь большинство из нас были кадровыми офицерами, привыкшими к дисциплине. А в комнате влево от коридора сидело 5 генералов с чинами своих штабов: Слюсаренко, Генбачев (начальник штаба корпуса), Зелинский (инспектор артиллерии корпуса), Стааль и Пащенко (командир нашей бригады, один из трех братьев, известных в старой армии артиллеристов), но оттуда не доносилось ни звука!

Однако я был одинакового мнения с поручиком Терещенко насчет того, что «нас переколют». Такой конец казался мне наиболее гнусным, а потому я взял свою винтовку и пошел на лестницу; за мной – инженерный поручик и еще один офицер.

Лишь только мы вступили в коридор, дверь налево отворилась, и из нее вышел генерал Стааль, загородив нам дорогу. Повернувшись к площадке лестницы, он крикнул срывающимся голосом: «Приказываю не стрелять!» Если бы такой приказ был выдан пятью минутами раньше, все было бы в порядке: нас бы разоружили и распустили по домам, как это случилось утром в Красных казармах, но теперь, когда пролилась кровь, приказ казался совершенно неуместным! «Поздно, господин генерал!» – ответил ему Терещенко и после паузы добавил: «Я ПРИНИМАЮ КОМАНДОВАНИЕ!» Генерал ответил на это: «Ах так!» – и ушел туда, откуда