Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт

почти четверть миллиона, о квалифицированной медсестре, которая набрала тридцать тысяч, следуя советам благодарных пациентов; и о скотоводе из Вайоминга, жившем в тридцати милях от ближайшей железной дороги, который покупал или продавал тысячу акций в день. 12

Однако, вероятно, существует большая опасность переоценки, чем недооценки общественного интереса к рынку. Расхожее мнение о том, что к 1929 году все «были на рынке», далеко от истины. Тогда, как и сейчас, для подавляющего большинства рабочих, фермеров, служащих, да и для подавляющего большинства американцев фондовый рынок был чем-то далёким и смутно зловещим. Тогда, как и сейчас, мало кто знал, как купить ценные бумаги; покупка акций с маржой была во всех отношениях столь же далека от жизни, как казино в Монте-Карло.

В последующие годы сенатский комитет, расследовавший рынки ценных бумаг, взялся установить количество людей, участвовавших в спекуляциях с ценными бумагами в 1929 году. В том году фирмы-члены двадцати девяти бирж сообщили о наличии у них счетов в общей сложности с 1 548 707 клиентами. (Из них 1 371 920 были клиентами фирм-членов Нью-Йоркской фондовой биржи.) Таким образом, только полтора миллиона человек из примерно 120 миллионов населения и от 29 до 30 миллионов семей имели какую-либо активную связь с фондовым рынком. И не все из них были спекулянтами. Брокерские фирмы подсчитали для сенатского комитета, что только около 600 000 из вышеупомянутых счетов были предназначены для маржинальной торговли по сравнению с примерно 950 000, на которых торговля велась за наличные.

Число 600 000 маржинальных трейдеров подразумевает некоторое дублирование: несколько крупных операторов имели счета у нескольких брокеров. Были также трейдеры, чьи операции были незначительны. Однако среди 950 000 клиентов, торгующих наличными, есть и спекулянты. Некоторые из них вносили полную стоимость покупки своих ценных бумаг, хотя, тем не менее, спекулировали. Некоторые занимали деньги вне рынка и предоставляли ценные бумаги в качестве залога. Хотя они и числились клиентами, торгующими наличными, фактически они покупали с маржой. Однако можно с уверенностью сказать, что на пике в 1929 году число активных спекулянтов было меньше – а возможно, и значительно меньше – миллиона. С конца 1928 года по конец июля 1929 года, в период, когда, согласно популярному фольклору, американцы, словно лемминги, ринулись на рынок, количество маржинальных счетов на всех биржах страны увеличилось лишь немногим более чем на пятьдесят тысяч. 13. Отличительной чертой спекуляций на фондовом рынке 1929 года была не массовость участия, а то, насколько они стали неотъемлемой частью культуры.

VI

К концу лета 1929 года брокерские бюллетени и письма уже не ограничивались сообщениями о том, какие акции вырастут в этот день и насколько. В них говорилось, что в 14:00 « Радио» или «Дженерал Моторс» будут «взяты под контроль». 14 Убеждение в том, что рынок стал личным инструментом таинственных, но всемогущих людей, было как никогда сильным. И действительно, это был период чрезвычайно активных операций пулов и синдикатов – короче говоря, манипуляций. В течение 1929 года более ста акций на Нью-Йоркской фондовой бирже стали объектом манипуляций, в которых участвовали члены биржи или их партнёры. Характер этих операций был различным, но типичной была операция, когда несколько трейдеров объединяли свои ресурсы для повышения курса определённых акций. Они назначали управляющего пулом, обещали не обманывать друг друга частными операциями, а управляющий пулом затем открывал позицию по акциям, которая могла также включать акции, внесённые участниками. Эти покупки приводили к росту цен и привлекали интерес людей, следивших за торгами по всей стране. Интерес последних затем дополнительно подогревался активными продажами и покупками, что создавало впечатление, что назревает нечто серьёзное. Аналитические бюллетени и рыночные комментаторы сообщали о грядущих захватывающих событиях. Если всё шло хорошо, публика приходила покупать, и цены росли сами собой. Затем управляющий пулом продавал акции, выплачивал себе процент от прибыли и делил остальное с инвесторами. 15

Пока это продолжалось, не было более приятного способа заработать. Широкая публика ощущала привлекательность этих операций, и к концу лета стало казаться, что Уолл-стрит больше ни о чём другом не заботится. Это было преувеличением, но оно не помешало публичной активности на рынке. Люди не верили, что их обдирают. И не верили. И они, и операторы пулов зарабатывали деньги, с той лишь разницей, что последние зарабатывали больше. В любом случае, реакция общественности на инсайдерские операции заключалась в надежде получить инсайдерскую информацию об этих операциях и таким образом получить свою долю от прибылей таких великих людей, как Каттен, Ливермор, Раскоб и другие.

По мере того, как рынок всё меньше воспринимался как долгосрочный реестр корпоративных перспектив и всё больше как продукт манипулятивных уловок, спекулянту требовалось уделять ему самое пристальное, а лучше всего безраздельное внимание. Признаки зарождающейся активности пула необходимо было обнаруживать как можно раньше, а это означало необходимость постоянно следить за динамикой рынка. Однако даже тому, кто полагался на догадки, заклинания или простую веру, в отличие от попыток оценить намерения профессионалов, было трудно оставаться в стороне. Лишь в редких случаях спекуляция может быть временным занятием. Деньги для большинства людей слишком важны. О пузыре Южного моря было замечено, что «государственные деятели забыли свою политику, юристы – адвокатуру, торговцы – торговлю, врачи – своих пациентов, торговцы – свои магазины, должники – своих кредиторов, прорицатели – свою кафедру, и даже сами женщины – свою гордость и тщеславие!» 16 Так было и в 1929 году. «С 10 утра до 3 часов дня в конторах брокеров было полно сидящих или стоящих клиентов, которые, вместо того чтобы заниматься своими делами, смотрели на доску. В некоторых «клиентских комнатах» было трудно найти место, откуда можно было бы увидеть вывешенные котировки; никто не мог просмотреть ленту». 17

Следовательно, даже кратковременная потеря связи с рынком была настоящим испытанием для нервов. К счастью, в этом нечасто возникала необходимость. Тикерная служба теперь была доступна по всей стране; по местному телефону можно было узнать последние котировки практически из любой точки мира. Поездка в Европу стала одним из немногих неприятных исключений. Как отмечала газета The Literary Digest в течение лета, «трансокеанский брокерский бизнес достиг колоссальных масштабов... Но для спекулянтов, пересекающих океан, наступил период неопределённости и неудобств». 18 августа даже эта интермедия была прекращена. Прогрессивные брокерские дома, одним из лидеров которых был М. Дж. Михан, специалист по радио и ветеран многих заметных махинаций, разместили филиалы на больших судах в соответствии со специальными правилами, установленными биржей. 17 августа « Левиафан» и « Ли