Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин

должно охватить практические внутренние и международные вопросы), – перечисляет Молотов»[1716]. Поощрение рублем Молотов надеется заменить совершенствованием управления, не придумав, правда, как этого добиться, а также соревновательным энтузиазмом, не объяснив, чем его стимулировать, если не рублем. В центре молотовских предложений стоит управленческая, плановая и исполнительская дисциплина: «Вот, когда мы наладим, чтобы стыковались вовремя, без задержек, предприятия, тогда у нас производительность труда значительно поднимется. К этому дисциплина и ведет, и не просто дисциплина, а важно очень стыковые моменты хорошенько обеспечить, чтобы они везде осуществлялись вовремя и согласно плану. Пока этого нет. Многие попусту тратят время, ждут, когда им дадут то, что надо для работы. Ну что это такое? Значит, не настоящее плановое хозяйство… А мы живем только крестьянским духом: авось бы! Авось бы продержались… Я давно уже хочу написать об этом – не выходит у меня. Не могу даже приступить, хотя мне ясно, что тут главное»[1717].

Чтобы заставить экономику работать, как часы, «требуется твердая рука… Не пустые слова, а жесткое, последовательное нормирование во всех областях, начиная с производства. И в распределении – лишнего нельзя получить за счет другого, честного работника – только так… Ленин говорил: строжайший контроль за производством и потреблением. Вот как это обеспечить? Нормированием»[1718]. Тотальное нормирование вместо приобретения товаров в магазинах за зарплату – вот лекарство, которое Молотов предлагает от советского неравенства и дефицита. «Разумные потребности» будут удовлетворены, если потребности человека будет определять не он сам, а государство. Нравится – не нравится…

Некоторые высказывания Молотова свидетельствуют о его сомнениях по поводу того, имеется ли вообще социализм в СССР: «Воровства, спекуляции, надувательства много. Но это и есть капитализм в другой форме. С этим борьбы нет, на словах борются. При капитализме это вещь обычная, а при социализме невозможная. Коренной разницы не признают и обходят вопрос»[1719]. Иногда у Молотова прорывается: «У нас нет еще социализма. У нас взятки, у нас хищения, у нас всякие безобразия… Если мы мораль направим на то, чтобы воспитывать в человеке добрые качества, а строй оставим, какой есть, – со взятками, с хищениями, если мы это оставим, то вся эта мораль останется гнилой. А если мы поставим задачи революционные, ломающие строй, доделывающие, тогда нужно приспособить мораль к победе, к борьбе за победу». То есть нужно «ломать строй», чтобы избавиться от «взяток и хищений»[1720]. Сказал «А» – говори «Б». «Взятки и хищения» марксист должен вывести из классовых противоречий, наличие которых и подтверждает, что социализма в СССР нет. Но далекоидущих классовых выводов Молотов не делает. Не может же он признать, что они с Лениным и Сталиным построили систему бюрократического классового господства. Тем более, что сам Вячеслав Михайлович в 30-е годы провозглашал построение социализма в СССР. А теперь в нем усомнился. То, что они построили, не очень похоже на коммунизм: «При коммунизме нет государства, это Сталин допустил при коммунизме государство. Это абсурд, с точки зрения ленинизма»[1721].

Выстраивая классовое объяснение «недостройки» социализма, Молотов возвращается к Хрущеву и его классовой опоре: «Хрущев сыграл на обывателе, на мещанине – побольше товаров, похуже да подешевле! Домов настроили с низкими потолками, скопировали за границей у капиталистов, но те-то заинтересованы лишь бы как-нибудь впихнуть побольше рабочих! – говорит Молотов. – Социализм у нас построен только в основном, но не до конца. Строительство социализма – это не кратковременный период, а целая эпоха»[1722]. Только вот они со Сталиным не смогли вытащить рабочий класс из бараков и коммуналок, а Хрущев в этом деле гораздо больше преуспел со своим малогабаритным жильем. Он потворствовал мелкобуржуазным инстинктам, и его поддерживала мелкобуржуазная масса, вчерашние мужики, которые стали сегодняшними советскими горожанами, стремящимися к комфорту и разнообразному качественному потреблению. «Сейчас исходят, видимо, из того, что рабочий класс уже все завоевал и против кого диктатура? Это мелкая буржуазия и крестьянская масса влезла в нашу партию, и под нее подлаживаются все теоретики, у которых нет революционной закалки, которые не участвовали в классовой борьбе по-настоящему, все эти Федосеевы вместе взятые. Читаешь их и видишь: они боятся революционных шагов!»[1723] Конечно, представить советских идеологических академиков представителями крестьянской массы можно с большим трудом. Мысль Молотова заключается в том, что крестьяне принесли свою психологию в города, и, даже став горожанами, в том числе рабочими, сохранили крестьянско-мещанское мелкособственническое мышление, передав его новым поколениям советских мещан, интересы которых и выражает нынешняя идеология КПСС. Раньше «партия рабочего класса» заставляла рабочих с мелкобуржуазным мышлением идти к коммунизму, а теперь подчинилась их стремлениям. А партийное рукововдство идет на поводу у идеологов побеждающей мелкой буржуазии: «Бедняга этот самый Брежнев, повторяет то, что ему пишут… У руководства стоят практики, они практики неплохие, они не виноваты, у них большой областной опыт, а общегосударственного у них опыта мало, и они не выросли, в научном отношении они не подготовлены, это не их вина, а их беда»[1724].

Разворот к мелкобуржуазному потребительскому курсу начался даже не при Хрущеве, а уже при Сталине, можно сказать, с послевоенной демобилизации в широком смысле слова, с перехода к мирной относительно спокойной жизни. А Молотов – противник спокойствия: «Я смеюсь, получаю к Новому году приветствия: желаю вам спокойной жизни и прочее. Они желают спокойной жизни, а я знаю, что это невозможно. Я против спокойной жизни! Если я захочу спокойной жизни, значит, я омещанился!

Вот Сталин все-таки, я считаю, допустил величайшую ошибку – самоуспокоение. Человек настолько перенапрягся за эти десятилетия, как никто. И все-таки допустил ошибки, потому что это не Ленин»[1725].

Через 20 лет после принятия программы КПСС Молотов торжествовал: «Программа скандальная для коммунистов. Коммунизм в 1980 году – вот уже 1981 год – нет коммунизма! И не может его быть, и не могло его быть. Не могло быть ни при каких условиях к 1980 году, потому что надо достраивать социализм…

Это, видимо, продиктовал левой ногой „Саврас без узды“ Хрущев. „Саврас без узды“ – безусловно. А за ним побежали маленькие „савраски“. Не могло этого быть, по науке никак не может быть, нет ни внутренних условий, ни международных… Поэтому я и указываю, что политической задачей остается завершение построения социализма. Дай бог, это тоже потребует не одной пятилетки и, может, даже не одного десятилетия»[1726].

Критикуя идеологию КПСС, Молотов все же придерживался принципа, сформулированного еще Троцким – «Права или не права, но это моя партия»: «Если даже неправильное